А я чуть навел порядок, собрал мятое и с пятнами бельё и полотенца и потащил к кастелянше. И шагах в десяти от корпуса встретил Ивана Ивановича с большой сумкой через плечо. Сумка позвякивала. Я с ужасом представил, что бы было, если б я не проснулся так рано. Сердце в груди – Дудух! Дудух! Но физрук прошел мимо меня, как мимо дерева. Очень в свои мысли был погружен. Впрочем, я о его заботах думать не стал, мне бы свои решить.
У кастелянши пришлось ждать минут пятнадцать, и на зарядку я не успевал. Да меня еще и обругали, мол «ходют тут с утра пораньше, работать мешают».
Я, конечно, мог возразить, что работа кастелянши в том и состоит, чтобы бельё менять, а вовсе не в том, чтобы пить с утра чай с булочками. Но промолчал. Обменял два комплекта белья, опять напомнил про третий комплект в банный день, и меня опять вежливо, но твердо послали.
Когда бежал обратно, меня остановила старшая вожатая Наташа. Уж не знаю, какой дурень ей сказал, что старшая вожатая обязана заплетать волосы в две косички, и носить белые гольфы и пионерский галстук. Так-то она была вполне симпатичной молодой женщиной, с определенно женскими формами и милыми конопушками. А попытка выглядеть, как пионерка, делала её смешной. Только никто ей этого открыто не сказал. Я, хоть и без галстука, отсалютовал ей по-пионерски, прокричав: «Салют, Наталья Петровна! Что-то от меня нужно?» Она покраснела почему-то и сказала: «Да, Слуцкий. Я хотела с тобой поговорить насчет прощального костра. Только не сейчас и не здесь. Зайдешь ко мне в радиорубку после пляжа?» Я согласился, и побежал дальше. А настроение резко провалилось в погреб. Время просочилось сквозь пальцы. Осталось всего четыре дня. Вечером третьего дня прощальный костёр. Утром четвертого, в воскресенье, – последняя линейка и спуск флага.
А утром в понедельник мы уезжаем домой.
Я, конечно, отдохнул, накупался, и, «дорвавшись до сладкого» воплотил в жизнь самые смелые эротические мечты. Причем с перевыполнением плана. Но кто бывает доволен полученным? Я хотел еще, а на это «еще» времени уже почти не осталось. И я подумал: «А спать-то ночью можно и поменьше, добирая днём, в мертвый час»
Физрук с зарядки, наверно, пошел в столовую. И я сразу приступил к уборке. Помыл пол, добавив в воду капельку шампуня, и вытер пыль. А свои одеяла вынес и, растянув между деревом и перилами веранды свою туристическую веревку, повесил проветриться. Потом сбегал с ножом за пахучими травами и цветами. Веточки с цветами поставил в графин с водой, пучки травы развесил и разложил по комнате. Во время завтрака Зайка обратила внимание на мою скисшую физиономию и забеспокоилась: «Мишенька, что-то случилось? Какие-то неприятности?»
Я поспешил её успокоить: «Ну что ты, Зая, все в норме. Просто нам скоро разъезжаться. Мы расстанемся, и кто знает, когда еще встретимся»
Девочки переглянулись, и чуть не хором сказали: «Просто надо каждый день так отдыхать, как за два дня» - и рассмеялись. Я тоже улыбнулся, вспомнив свою неуклюжую фразу. Но вот горечь от приближающегося изгнания из рая все равно осталась. Потому что вспомнил Инну, и как она меня после этой фразы поцеловала, и все, что у нас с ней было…
Но на пляже всё забылось, и мы купались и веселились, как и положено детям, не ощущая бега времени.
После пляжа я отнес в кладовку сетку с мячами, а затем зашел к Наташе в радиорубку. Там было жарковато, потому что солнце светило прямо в комнату, окна закрыты, а занавесок на них не наблюдалось.
Я подумал, что всем Наташа хороша, но вот домохозяйка из неё будет не очень. Вон и пыль на подоконнике.
Наташа, раскрасневшаяся и с расстегнутой белой блузкой что-то записывала в толстый журнал. Может, дневник работы вела. Увидев меня засмущалась, и попыталась сходу блузочку застегнуть, путая пуговички. Я отвернулся и сказал: «Наталья Петровна, Вы сами вызывали»
Наташа чуть успокоилась, застегнулась и сказала: «Ну да, садись, Слуцкий. Михаил?»
- Лучше Миша, — ответил я, — на Михаила я еще не зарабатываю. Так в чем вопрос?
- Понимаешь, — засмущалась Наташа, — про костёр это я неправду сказала. Вопрос очень личный, и, как бы сказать… - тут она совсем засмущалась. И покраснела еще больше.
- Я понимаю, — сказал я, - Вопрос личный. Никому и ни о чем. Я всё же собираюсь врачом стать, как папа. Врачебная тайна – дело святое.
- Ну вот, — с облегчением констатировала девушка, — это хорошо, что ты понимаешь. Речь пойдет о вашем вожатом, Валентине. Как бы объяснить. У него некоторые проблемы…
- Наталья Петровна, скажите прямо: он гей? - рубанул я.
Наташа покраснела еще больше, ну прям как помидор. И даже рукой замахала.
- Нет-нет! Ну что ты говоришь! - зачастила она, - Он вполне нормальный. Только понимаешь, у него не очень получается…
- Проблемы с потенцией, - попытался угадать я.
- Да нет же, - даже возмутилась Наташа – он на меня, ну то есть на женщин… Короче, он нормальный, только… В общем, ходят слухи, что ты знаешь какой-то волшебный массаж, от которого у женщин… у девочек… Ну как же сказать? – у неё даже слезки на глазах выступили, - ну, в интимном смысле…
И она растерянно замолкла, не находя приличных слов.
Тогда сказал я: «То есть ходят слухи, что я знаю некую технику, которой можно женщину или девушку возбудить. Я правильно Вас понял?»
- Ага, ага, закивала Наташа обрадованно, — вот ты не мог бы Валечку… ну то есть Валентина, научить.
Я уже понял, конечно: Наташа запала на Валентина. За его музыкальные и человеческие качества. Да он и красавчик, если разобраться. Но парень оказался пассивным, и её завести не мог. Вообще-то работа для сексопатолога, или для хорошего психолога. О чем я откровенно Наташе и сообщил. И я не стал отнекиваться, что мол, ничего не знаю, а подробно объяснил:
- Понимаете, Наталья Петровна, у него ничего не получится. Для того, чтобы массаж Пункина сработал, нужно очень-очень хотеть, чтобы женщина почувствовала влечение к массажисту. Вот, к примеру, Вы, Наталья Петровна, Валентина очень хотите. И Вам нужно, чтобы и он Вас захотел. И если Вы будете делать массаж…
И тут я заткнулся. Потому что понял, что так оно и должно работать. Если Наташа будет делать массаж, у них с Валентином может возникнуть та самая связь. Вот только женщин же никто не учил. Я внимательно её осмотрел. Очень ладная фигурка. И танцевала она здорово, и чечетку отбивала. Так что мышцы бёдер и ног у неё должны соответствовать. Играет она на аккордеоне, так что и руки, и плечи, и грудь тоже с развитыми мышцами. Ну и пресс почти наверняка тоже…
А Наташа, которая вроде как успокоилась и расслабилась, под моим взглядом опять стала краснеть. Я сказал: «Наталья Петровна, тут такое дело… Мне нужно посоветоваться. Вы же знаете Солодкину Зину из первого отряда? У неё папа – известный психолог. И она сама в психологии разбирается. Она совсем не болтливая, и что такое врачебная тайна знает. Я, с Вашего согласия, ей обрисую ситуацию, и спрошу совет. Вы не беспокойтесь, что мы еще дети, мы ответственность понимаем. Если то, что я думаю, допустимо, я прямо сегодня вечером Вам и скажу. Ну а если нет, то извините» И я, отсалютовав по-пионерски, свалил побыстрее из этой душегубки. Идея у меня была очевидна: я могу показать Наташе, как делать массаж Пункина. Даже не просто показать, а научить. Ну, возможно, за пару раз. Она же танцор, так что все должна усвоить. А потом она будет массировать своего Валентина, пока они не научаться попадать в резонанс. И мне нужен не столько совет Зайки, сколько её разрешение. Потому что Зайка теперь, – моя любимая. И я постороннюю женщину массировать практически голышом без её согласия не хочу.
Вот поле обеда мы с Зайкой эту проблему и обсудили. И у моей любимой даже капельки ревности не появилось. Наоборот, интерес. Может, чисто как у психолога, а может и её бисексуальность проявилась. Зайка захотела в этом поучаствовать. И даже место предложила. Оказывается, в медпункте есть душевая. Фельдшер, который в лагере вместо врача, ночует в комнатке, в корпусе третьего отряда. Медсестра, – в другой комнатке там же. В самом медпункте сейчас никого нет. Ключ старшей пионервожатой они отдадут без проблем. Так что обучение Наташи «секретной технике» можно провести без всяких свидетелей в душевой.
Ну, об этом я и сообщил Наташе перед полдником.
Она сначала просто возмутилась. Сказала, что это вообще преступление, если взрослая женщина (это она про себя так лестно думала) будет безобразиями заниматься с мальчиком. Я ей напомнил, что это мальчик её будет учить, а не наоборот, и что массаж хоть и тело к телу, но это не секс, а медицинская процедура. Что-то она возражала, чем-то я аргументировал.
А потом я сказал, что нужно это дело ей, а не мне. Я и так жизнью вполне доволен. У меня и девушка есть. Но что решение она должна принять до завтра, до полдника. Завтра банный день, и если она согласна, то я буду себя готовить к процедурам. А ежели нет, – то мы все, что знали, забываем.
Вечером нам показывали старую, еще довоенную музыкальную комедию «Волга-Волга». И рядом села Лина. Одна из красавиц-волейболисток. Это именно та, которую я учил. Прижав мою руку к себе, тихонечко сказала: «Миша, может, ну его, это кино? Ты наверняка его не раз видел. А мне очень нужно с тобой посоветоваться»
Я подумал, что мне ребята этих девочек-волейболисток, те спортсмены из Горького, хотят за что-то морду набить. Может, за то, что тренер на них тогда, еще в начале сезона, разозлился. Может из-за массажа.
Я драться не очень умею, да и не люблю. А ведь пройдет всего пару дней, и мы все разъедемся. Оно мне надо, выяснять отношения в конце сезона? Но вот то, чего я не люблю куда больше драк, так это трусящего меня. Зайке я сказал: «Зая, я выйду ненадолго. Потом вернусь» и пошел за Линой. Когда вышли из кинотеатра, я осмотрелся, ожидая увидеть спортсменов. Не увидел. И спросил у Лины: «Так о чем речь?» Но та показала пальчиком на ухо, потом приложила его к губам. Мол, могут подслушать. И сказала: «Пойдем туда, где мы были» Мне стало кисло. Там местечко глухое, и я представил, как лежу у дровницы, истекая кровью, и никого вокруг. Потом подумал: там же бревнышек и палок полно. Если с первого удара не вырубят, подхвачу хоть что, и отобьюсь. И решительно пошел к тропке меж шпалерами малинника. Но у дровницы не было никого. Я себе ужасы сам придумал. И, обернувшись, переспросил у Лины «И как ваши ребята?» Лина ответила грустно: «Уехали ребята. У них теперь до конца сезона жесткий график. Ну а мы в пионерлагере последний раз. Впрочем, это не важно. Я насчет твоего массажа. Ребята с ним вроде разобрались.
