"Ты права, Олеся. Мы не должны этого делать. Я ведь даже не знаю, есть ли у тебя кто-нибудь, ведь тогда это было бы бесчестно," проговорил я, пытаясь унять бешено стучащее сердце.
"Прости меня, милый," тихим голосом сказала Олеся: "Наверное твои яйца сейчас переполнены до краев, и ты очень хочешь извергнуть горячую сперму... Если тебе действительно совсем не сдержать свой мощный напор, то ты можешь сам разрядиться рядом со мной."
Я улыбнулся ей, покачал головой, вышел из ванной комнаты и отправился в свою комнату. Олеся последовала моему примеру, уже через пару минут была в постели, и я слышал ее мерное дыхание через приоткрытую дверь. Но прошло минут десять, и я стал сильно сожалеть, что не воспользовался Олесиным предложением - член подергивался и сочился смазкой как протекающий кран, ствол был весь влажный, а побагровевшие яйца разрывались от переполнявшего их семени. Голая Олеся не шла у меня из головы, и я вновь почувствовал, что начинаю терять над собой контроль. В мозгу пронеслась мысль: "Я могу слить сперму глядя на спящую Олесю."
Рывком отбросив одеяло, я сорвал с себя боксеры и, полностью голый, вошел в комнату Олеси. Она спала на спине, прикрывшись тонким одеялом, и глубоко дышала. Ее совершенная круглая грудь мерно вздымалась, и я, вновь не в силах владеть собой, взял член в руку и начал водить по стволу. Член был настолько влажный, что хлюпал при каждой фрикции, и это могло запросто разбудить Олесю. Я стоял над ней, мастурбируя, закусив губу, чтобы не стонать, и рассматривал ее великолепную грудь - и в этот момент Олеся глубоко вздохнула, чуть повернула голову и приоткрыла ротик. Ее глаза были по-прежнему закрыты, но было очевиднее очевидного, что девушка просто делает вид, что глубоко спит.
Секунды спустя напор спермы из раскаленных яиц подошел к критической отметке, я ускорил темп, и увидел, что Олесины губы раскрылись еще шире. Не отдавая себе отчета в дальнейших действиях, я приблизил раздувшуюся головку к Олесином рту и в следующим миг член пролился первыми крупными каплями спермы. Сдерживая рыки, рвущиеся из груди, я эякулировал Олесе в рот, быстро наполняя его густой вязкой жидкостью. Я чудовищными усилиями старался не кончать струями, потому что тогда бы сперма расплескалась по всему лицу девушки, и ей трудно было бы сохранять спящий вид. Но эякулята в яйцах было очень много, и два раза член выстрелил мощными струями - обе попали в рот, и Олесино лицо и шею оросили только мелкие капельки. Ее рот все наполнялся и наполнялся моим семенем, Олеся дышала через нос, чтобы не начать захлебываться эякулятом и не разоблачать свое притворство. "Я изливаюсь тебе в рот, Олеся!" стучало у меня в мозгу, пока я удерживал льющий сперму член у рта девушки. Напор семени иссяк только тогда, когда оно уже заполнило Олесин рот доверху. Еще одна струя - и сперма бы полилась через край, по ее пухлым губам.
Тяжело дыша и пятясь, я ретировался к двери и скоро уже был в своей постели. Из-за приоткрытой двери я услышал глотательные звуки, а потом - сдерживаемые стоны девичьего оргазма. Я улыбнулся, закрыл глаза, и почти мгновенно заснул.
Наутро я не стал будить Олесю. Выгуляв собак, я вернулся в квартиру и начал хозяйничать на кухне. Заспанная Олеся вошла как раз тогда, когда я разливал кофе по чашкам. Девушка чмокнула меня в щеку, и я почувствовал, как у нее изо рта пахнуло моей спермой. Я не был уверен, что Олеся проглотила все, что я опорожнил из своих яиц в ее рот ночью, но аромат семени от нее шел очень сильный и насыщенный.
"Как спалось?" спросил я, подавая Олесе кофе.
"Беспокойно," лукаво ответила девушка и чуть улыбнулась: "Снились странные сны."
"Что ж, это бывает на новом месте," понимающе закивал я в ответ.
Каждый из нас прекрасно осознавал насколько все это притворство нелепо, но при этом мы оба отлично понимали, что оно необходимо. Олесе нужна была моральная индульгенция для того, чтобы позволить мне извергаться в нее, а мне было важно сохранение ее душевного равновесия. Так каждый из нас сохранял свои позиции непоколебимыми. По крайне мере до того дня, когда Олесе не пришла пора уезжать обратно.
Но это - уже другое, последнее наше с Олесей послесловие.