- Длинные зимние каникулы часто многое меняют. Бездельники начинают напропалую учиться, отличники уходят в загулы. Иногда в январе приходится все начинать заново, и иногда это очень обидно. Вот еще что. В постели вы всегда будете опытнее своего партнера. И, как учитель, вы должны быть тактичной. Вы же не говорите ученику на уроке, что он тупой, ничего не знает... Конечно, не знает, для этого и существует наша профессия! То же и в сексе. Учите его терпеливо, мягко, по-доброму...
- Если есть за что похвалить - можно и похвалить, - добавила англичанка.
- Только не переусердствуйте. При всей своей наивности фразы типа "мне никогда не было так хорошо" они воспримут как лесть, ложь, лицемерие. "У тебя неплохо получается" - лучше. "Я тебя научу", "попробуй вот так, мне это нравится", "постарайся так больше не делать" - вот типовые фразы. Стонами, охами и ахами тоже увлекаться не стоит. Это не мужчины, для которых надо симулировать оргазм. И еще по поводу слов. Вам иногда придется делать то, что вы никогда не делали: говорить об "этом". То, что взрослый мужчина понимает с одного взгляда, с едва заметной гримасы, с одного полукивка, с легкого вздоха, школьник поймет только, если ему объяснить, рассказать, предложить.
Такое редко, но случается. Признаться, - Надежда с усмешкой покачала головой, - это та часть работы, которая мне в начале давалась труднее всего. Вы даже не представляете, какие у них иногда странные представления о сексе. Они начитались книг, насмотрелись фильмов, наслушались друзей с богатой фантазией. Все это сплавляется в такую мешанину, такие предрассудки и предубеждения, что иногда даже не знаешь - плакать или смеяться. И именно вы должны научить его правильным представлениям. И помните - именно ваши уроки они пронесут через всю жизнь. Это еще одна высокая роль профессии педагога - учить тому, чему ни книги, ни фильмы, ни их неопытные сверстники научить не могут.
Она замолчала. Лиза тоже была погружена в глубокую задумчивость. Но потом спросила:
- А бывало так, что школьник отказывается от поощрения? То есть не то что не приходит, а просто говорит "нет"?
- Бывало. У меня один раз, - сказала Надежда.
- У меня трижды, - весело ответила Олеся.
- И как это объяснялось?
- Мой сказал, что влюбился в девушку и не может себе позволить спать с другими женщинами, - сказала директриса.
- А у меня дважды объяснения не было, - добавила англичанка, - Думаю, что так поступает тот, кто первый раз умышленно идет на это. Взяв приз, он теряет стимул. Но таких мало. Большинство из них - наркоманы, хотят еще и еще. Ваша задача - подсадить их на себя, как на иглу.
- Главное - не мстить им за отказы! - воскликнула Надежда, - Даже наоборот! Ведь он достигает успеха, заранее пренебрегая наградой. Когда тебе отказывает в сексе взрослый мужчина - это оскорбление. Но здесь - все по-особому, они же дети, у них подчас иные мотивы, в которых трудно разобраться...
- Еще вопрос. Если они уже хорошо учились в прежних школах, то почему не продолжат то же самое здесь?
- Правильный вопрос. Некоторые так и поступают. Это гении, которых и поощрять-то не надо. Я уже говорила вам об этом вчера - иногда следует не помогать, а не мешать. Но большинству трудно. У нас усложненные программы по всем предметам, в том числе математике. Так что без дополнительного стимула многие сдуваются, пасуют. И вот тогда на сцену выходим мы и наши личные качества. Хотя некоторые даже с такой мотивацией остаются на прежнем уровне. Все это надо отслеживать, к каждому пытаться подобрать свой ключик. Причем не всегда надо стимулировать именно постелью. Кого-то надо припугнуть, кого-то - уговорить, кого-то взять на слабо. Готовьтесь - будет непросто. Но и результат будет под стать затраченным усилиям. Мы делаем из них взрослых людей, из детей создаем мужчин, и не только в сексуальном смысле. У нас лучшая работа в мире! Один строит дома, другой пишет книги, третий точит гайки. А мы - создаем личности. Это и труднее, и ответственней. Извините за пафос, но я правда так думаю. И Олеся тоже. Надеюсь, и вы со мной согласны.
Сергиевская помолчала.
- Вы все правильно делаете, Елизавета Ивановна. Если что непонятно, вы лучше спросите. Дело для вас новое, тонкое, деликатное. Большинство ситуаций типичные, но бывают и исключения. Лучше все обдумать вместе и принять решение. Ни в ком случае не стесняйтесь зайти ко мне посоветоваться. Малейшая ошибка может пустить насмарку труды нескольких месяцев. Меня нет или я занята - спросите у Олеси, у Светы, да у кого угодно.
... Все произошедшее было разыграно, как по нотам, по сценарию директрисы. Все новые учительницы прошли через это. Все порывались уйти, и всех Сергиевская давила логикой, авторитетом, примерами. Всем воздействовала на тщеславие. Ее сценарий не нарушался почти никогда. Все актеры, кроме главной героини, знали свои роли. И все в финале пьесы оставались в выигрыше.
Никто не знал, что квартира Сергиевской была напичкана скрытыми камерами. Вернувшись в гостиную после разговора с Лизой, Надежда незаметно включила ту из них, которая была нацелена на ближайший ко входу диванчик, тот самый, на котором оказалась Лиза и где она почти весь вечер занималась любовью. Потом директриса долго редактировала полученное видео, при этом исступленно занимаясь мастурбацией. Конечно, по качеству такая съемка уступала профессиональной порнографии, но зато на ней была запечатлена не какая-то актриса, а ее собственная подчиненная, будущая учительница математики! Да к тому же, если бы она вдруг решилась шантажировать Сергиевскую, эта запись очень бы помогла!
В домашней видеотеке предусмотрительной директрисы были аналогичные фильмы с участием всех подчиненных, кое-кого даже по несколько раз.
Некоторые из новых учительниц, соглашаясь на "посвящение", действовали на эмоциях, необдуманно. Ими руководили примерно те же соображения, что и Лизой: возбуждение, тщеславие, нехватка секса. Да и железные аргументы Надежды работали безотказно. Правда, потом, остыв и успокоившись, новенькие терзались угрызениями совести и раскаянием. Иные даже требовали от директрисы уволить их. Вот тогда-то, если, конечно, Сергиевская сама была в них заинтересована, на свет извлекался убойный компромат. Бедняжкам ничего не оставалось, как смириться. Но в случае Сажиной, внимательно наблюдая за ней, Надежда думала, что она и так согласна.
***
В понедельник состоялся педсовет, где Лиза была представлена коллективу как будущая учительница математики и информатики.
- Елизавета Ивановна прошла предварительное тестирование силами Олеси Евгеньевны и меня, - как бы между прочим, обыденным голосом сказала Сергиевская, - и оставила самое благоприятное впечатление...
Лиза внутренне усмехнулась. Кому надо, тот поймет. А надо, похоже, было всем.
Она ощущала на себе заинтересованные взгляды будущих коллег. Но и сама, стараясь не быть навязчивой, присматривалась к учителям.
Вот пожилая, если не сказать, старая Анастасия Геннадьевна, о которой говорила Сергиевская. Лишь позже Лиза с изумлением узнала, что еще какие-то пять лет назад она, будучи учительницей физики, исправно поощряла школьников. Потом западать на нее стали реже, и ее перебросили на "непрофильную" географию, а на физику взяли статного красавца Станислава Викторовича. "Да, с таким бы и я легла", - невольно подумала Лиза, но тут же сообразила, что на фоне юных, свежих, нецелованных школьниц она имеет мало шансов.
Физрук Егор Анатольевич тоже заставил взгляд Лизы чуть дольше обычного задержаться на его плечах и мощной шее.
Ну, и тот, на смену кому должна была придти Лиза осенью - математик Илья Моисеевич, симпатичный старикан. "Интересно, - думала Лиза, - как они умудрялись получать какие-то места на олимпиадах по математике?".
Позже она выяснила и это. В свое время была молодая учительница, но забеременела (не от школьника ли?) , пришел молодой математик (что дало несколько побед школьниц на малозначительных олимпиадах) , но эффект был ничтожен, учителя уволили. Пришла еще одна учительница, даже не очень молодая, но через несколько лет почему-то перестала выполнять свои прямые обязанности, то есть поощрять школьников. Ее тоже пришлось спровадить, и от отчаяния взять Илью Моисеевича. Несколько лет Сергиевская искала молодую (да хоть старую) математичку, но все не везло: то дура, то страхолюдина, то замужняя, то с детьми. Правда, Илья Моисеевич оказался просто гениальным педагогом, и школьники (а не только школьницы) регулярно преуспевали на олимпиадах и поступали в технические вузы - только потому, что он просто умел учить математике. Так что Сергиевская на какое-то время прекратила поиски нового учителя (а лучше учительницы) . Но возраст брал свое, и Илье Моисеевичу стало пора на пенсию. Во так на горизонте "Четвертого" и показалась Лиза Сажина. Но обо всем этом она узнала позже...
Та самая Светлана Николаевна, учительница русского языка и литературы, оказалась моложавой блондинкой, в которой, по убеждению Лизы, было не меньше десяти лишних килограммов.
Гораздо больше ее заинтересовала учительница химии и биологии. Представляясь Лизе, она произнесла некую комбинацию звуков, которая, видимо, была именем и отчеством, потому что она привычно добавила:
- Можно просто Алла Сергеевна.
Кто она была по крови - бурятка, якутка или казашка - Лизу не сильно интересовало. Миниатюрная Алла обладала не просто стройной, а какой-то утонченной, фигуркой. На вид ее можно было принять за студентку, и только позже Лиза выяснила, что ей тридцать восемь лет. Возраст и опыт не читались ни по фигуре, ни по шее, ни по рукам. В ее узких темных глазках, плоском лице, на котором почти никогда не менялось выражение, в ее гибком, как у кошки, туловище, с одной стороны, не было ничего особенного, но с другой, читался какой-то звериный магнетизм, какая-то необъяснимая, потусторонняя сексуальность, нечто завораживающее, что-то сродни гипнотизирующему взгляду змеи. Лиза поймала себя на мысли, что ей хочется наблюдать за Аллой, наслаждаться видом ее тела, которое всегда занимало самое изящное и гармоничное положение, а при ходьбе представляло образец плавности и величавости движения. Никогда раньше не замечавшая за собой лесбийских наклонностей, Лиза вдруг поняла, что, оставшись одна, она грезит о своей сотруднице, что ей хочется медленно и торжественно стянуть с нее платье, увидеть ее голой, разметать по подушке ее густые жгуче-черные волосы, целовать ее гладкую и, как казалось, холодную кожу...
"Могу себе представить, - думала тогда Лиза, - как по ней ученики с ума сходят, если даже я тронулась".
