За стенкой слышались голоса и какое-то шевеление, возня. Этот шум мгновенно разбудил Олежку. Словно от удара током изнутри он подскочил, затравленно озираясь. Нет, вроде как госпожи ещё не заходили в комнату! Уф-ф! У него несколько отлегло.
Было уже достаточно поздно. Девки явно не любили вставать рано. Даже сейчас, пробудившись, они не торопились начинать какую-то деятельность.
Он посмотрел в окно. По небу быстро неслись обрывки туч. Дождь явно закончился уже давно, день обещал быть ясным, хоть и ощущалась достаточная прохлада. Олежка вздрогнул, тело его было покрыто "гусиной кожей". Вдруг дверь неожиданно резко распахнулась, и в комнату едва ль не прыжком заскочила Лера. Она явно хотела застать Олежку в сонном состоянии, чтобы был повод для наказания, а по тому, как скисло её лицо, сразу стало понятно, насколько она раздосадовалась. Разумеется, госпожа понимала, что любой человек, проснувшись, всегда сильно хочет в туалет, и при желании она могла бы "не замечать" его потребностей и дождаться, покуда он либо не стерпит и хоть чуть-чуть замочит пол, либо сам первый начнёт говорить, просясь в уборную, и тогда это стало бы поводом для наказания. Но видимо, у девчонок на сегодня насчёт него были несколько другие планы, или Лера не хотела повторять эту уже старую и грубую провокацию, либо просто такая мысль не пришла к ней в голову. Грубо пихнув Олежку ногою в бок, она заставила его выполнить ритуальное "выражение покорности", и расстегнула наручники, развязала ноги. Изо рта у неё отвратительно несло водкой, Олежка еле-еле сдерживался, чтоб не поморщиться.
- Смотрю, прохладно? Ничего, скоро согреем!
В следующее мгновение наручники скрепили ему руки, а цепочка обожгла спину. Его сводили в туалет. Затем Лера зажала его шею у себя промеж ног. Олежка понял, что ему снова сделают клизму. Но госпожа не спешила. Он почувствовал, как к нему в попу проник её палец, сначала один, затем сразу два, а потом уж и несколько. Так несколько минут она делала ему фистинг, явно наслаждаясь, поскольку у неё в промежности стало намокать. После этого, держа Олежку за волосы стоящим на коленях, Лера заставила его облизать пальцы, побывавшие в его попе. Олежка прянул назад и поморщился. Она хлёстко опоясала его цепочкой, оставляя на спине налитые кровью багровые рубцы, и заставила исполнить. Снова сдавила ляжками его шею. В это время Марина поднесла кружку Эсмарха, и Лера, подхватив Олежку под живот, стала вставлять в него наконечник. От прикосновения дырочка у него сжалась, Лера, на несколько секунд прекратив введение, отпустила ему несколько звонких крепких шлепаков.
- Нехрен раньше времени играть очком! Задёргал, смотри, дуплом! - она пустила воду и запихнула наконечник полностью.
Как ни старался Олежка держаться, но всё-таки слабая струйка воды выбилась у него из попы и потекла по ноге. И тотчас же несколько обжигающих ударов цепочкой полоснули по его ещё сильно болевшей попе. Лера ещё крепче сжала ему шею.
- Ну-ка, веди себя прилично! Получишь сейчас! Ещё только попробуй раз! - и пока клизма заканчивалась, девушка периодически хлестала Олежку. Наконец ему дали опорожниться, после чего опять пробурундили в попе наконечником, и повели в большую комнату. Лера, порывшись в кладовке, вытащила оттуда свёрнутый несколькими кольцами довольно длинный бич, выплетенный из узких ремешков одним целым с рукояткой. У Олежки от ужаса померк в глазах свет. Позабыв всё от страха, вне себя, он бросился к ней ползком.
- Госпожа Лера, не на-адо! - диким воем, в слезах, почти что завопил он. - За что? Умоляю! - и вновь, только что не пуская пузыри слюней, он уткнулся лицом в пол.
- Красивая истерика! На зависть любой шлюхе! - Лера носком приподняла его голову под подбородок. - Как вам, девочки? Но нам некогда долго любоваться на такие зрелища. Берите его!
Девки схватили за ноги визжащего, отчаянно извивающегося Олежку, и потащили его волоком на кровать, хоть по пути он и пытался ухватиться за что-нибудь руками, чтобы броситься едва ли не в ноги к Лере и умолять о пощаде. Взяв за ноги, за волосы и ошейник, его швырнули, подсунули подушку. Опять он был придавлен тяжестью своих мучительниц. Лера развязала шнурок, которым был стянут свёрнутый в кольца бич, и тут же он развернулся сам по себе, выпрямившись так, словно внутри него была пружина. Видимо, в нём была какая-то упругая сердцевина-основа, оплетённая ремешками, а рисунок плетения придавал ему сходство со змеёй. Но он не висел как обычная ремённая плётка, а держался горизонтально словно длинный прут или удочка, изгибаясь дугой, длиной поболее метра, с очень тонким, гибким и эластичным свисающим кончиком. Лера провела этим кончиком вдоль щели Олежкиной попы.
- Знакомься, наш сладкий, это называется хлыст, вернее, одна из его разновидностей. Ты хочешь знать, за что тебя сейчас накажут? Вот за эту истерику, что ты устроил минуту назад. Или ты забыл, что ложиться на кровать или скамью ты должен сам, без напоминаний, если видишь плеть в руках у госпожи? Думаю, по двадцать пять ударов от каждой из нас научат тебя, что не надо прекословить госпожам, - и Лера, проверив, насколько широко можно будет сделать замах, отошла от кровати и слегка согнула ноги, чтобы не задеть за потолок.
- Да он, раб, сам должен приносить плётку в зубах, когда госпожа подаст нужный знак! - визжали от смеха девчонки.
Но Лере вдруг чего-то не понравилось. Она посмотрела вверх, что-то измеряя взглядом.
- Не, девчата, зря мы его сюда приволокли. Этим хлыстом можно нечаянно снести светильник, - она ещё раз примерилась к расстоянию до люстры. - Да и нормального удара не получится. Отволокём-ка мы его в зал, да разложим на полу, там можно будет и развернуть как удобней.
За ноги Олежку сорвали с кровати, что он чуть не грохнулся об пол, заставили встать на четвереньки. На спину ему водрузили ту подушку, что подсовывали под него. Женька вдруг чуть не прыжком оседлала его, от неожиданности Олежка чуть не упал под её без малого восемьюдесятью кило.
- Держись, хлюпик! Уронишь госпожу - всю шкуру обдерём! - Она с силой засунула середину цепочки Олежке в рот, а за свободные части сильно натянула так, что на уголках рта у него выступила кровь. - И-и-эыхх, залётныя-аа! Ноо, пошлааа! В пристяжны-ы-ых - пара гнеды-ых, коренной - вороно-о-ой! - завыла она, и протянув руку назад, шлёпнула Олежку по попе, встряхнула цепочкой как поводьями, и он, неуклюже подпрыгивая и едва не падая на каждом шагу, повёз её к месту истязания.
Довольно долго примеряясь, Лера выбирала место, и наконец указала подругам, где следует растянуть Олежку. Точно так же под его бёдра и лицо были подсунуты подушки, но скованные руки оказались прижаты к полу, что вызвало дополнительно сильную боль, так же как и в ногах, на которые встала коленями одна из девчонок.
- М-да, полного замаха не совсем получается, - Лера встала на одно колено. - Так - ещё более или менее, но будет не та протяжка, и всё равно окажется не таким хлёстким удар. Ну ладно, на даче, на участке дадим ему попробовать в полной мере, а сейчас - как получится! - и она, занеся руку, со свистом вытянула Олежку поперёк его "булок". В его глазах на несколько секунд померк свет. Немыслимая обжигающая боль. Ему показалось, что хлыст врезался глубоко в мясо, и со следующими ударами начнёт буквально вырезать из него куски тела, как это умели делать раньше профессиональные палачи. Его затрясло, задёргало, когда жгущая всё внутри боль пошла по нему. Второй удар, чуть не вдвое сильнее. На его попе пролегла глубокая борозда, и с обоих сторон от неё вздулись два чёрно-бордовых налитых кровью рубца. Он вскинулся, забился, завывая в подушку. Освоившись в не совсем удобном положении, Лера ловко и метко стала раскладывать эти парные рубцы по его попе и верхним частям ляшек, стараясь чаще попадать по самому низу попы, кладя несколько ударов один за другим по одному и тому же месту, пока не побежала струйка крови. Точно так же девушка стегала кончиком хлыста по самой середине попы, около щели, и Олежка думал, что вот-вот потеряет сознание. Его нынешнее положение, на полу посреди комнаты, давало возможность девкам переходить то на одну, то на другую сторону. И это даже давало и ему некоторое облегчение, поскольку не все удары попадали на одну измочаленную половину попы, а распределялись равномерно по обеим ягодицам. А Лера тем временем стала стегать уже не поперёк попы, а наискось, попадая кончиком по низу одной ягодицы, и протягивая почти до самой поясницы другой стороны. Причём работал только тонкий висящий конец хлыста, да и самое начало его упругой части, причиняющие невыносимую боль, словно Олежкину попу поливали каким-то жидким огнём.
После Леры Марина и Женька вдруг заспорили, кому из них пороть его последней, когда жертва испытывает наибольшие мучения.
- Ты и так каждый раз драла его последней, теперь моя очередь! - требовала Марина.
На этом согласились, и Лера воссела Олежке на голову, старательно вжимая в подушку его лицо.
- Кстати, - заметила она, - когда мы будем драть его на даче на участке, то надо будет подушку привязывать к его роже, а башку покрепче притягивать к скамейке. В доме ещё не так, воплей не будет особо слышно. Кстати, крики меня так заводят!
- Меня тоже!
- Да и меня...
Для почти двухметровой Женьки делать замах и не задеть потолок было проблематично даже стоя на одном колене. Она несколько ссутулилась, опёрлась локтем на колено, и прошлась Олежке по попе снизу вверх. Её удар оказался настолько крепким и хлёстким, да ещё поперёк разложенных Лерой рубцов, что Олежка мелко и часто задёргался, начал извиваться, завывая в подушку.
- Как его раздирает! - словно дразня Олежку, Женька с минуту щекотала кончиком хлыста его по спине и вдоль щели между ягодиц, и положила следующий удар по второй половинке, снизу вверх и несколько наискосок, да так, что между вздувшихся рубцов алыми бисеринками выступила кровь. Извиваясь и взбрыкивая попой, он глухо завопил в подушку.
