Затем, ещё несколько раз больно нашлёпнув Олежку, Марина продолжала дурачиться.
- Ай-вай, какой красывыий попка! Чистэнкыий, бэлэнкыий, на солнышкэ как яблачка пэрэлыйваэтса!
У Лизы дёрнулась голова.
- Зачем ломаться и стараться подделывать какое-то подобие "кавказского" акцента когда тебя возбуждает чья-то задница? И именно как раз при том случае? Я не могу понять, откуда взялись эти глупейшие сказки! - продолжая ловко переворачивать палочки с шашлыками, так, чтобы ни одна капля влаги или кипящего жира не успела сорваться с кусочков мяса, раздражённо сказала она. - Полный идиотизм, в основе - дурацкие анекдоты, а большинство всё равно несёт на языках этот баян, словно и впрямь на юге живут одни гомосеки, не брезгующие даже и животными, да ещё и столь сексуально одержимые, с одними инстинктами, прям как дикие звери во время гона! А жители севера - словно б кромешные дебилы, ничего не понимают, даже название одной из тех народностей встало в один ряд с понятиями "тупица", "дурак"! И главное, повторяют, будто бы это всерьёз! А вот те, кто проживает в середине, между этими северными и южными народами, у тех словно б культура так и прёт, сплошные умники и венец цивилизации? Это хотят сказать те, кто напридумывал таких баек? - распалившись, уже громко выкрикивала она с возмущением.
- Я что-то слышала о происхождении такого рода суждений, - вмешалась Лера. - Придумывали всякие анекдоты, давшие им начало, ещё давно, с семидесятых годов, даже раньше, за границей, для разложения советского общества. Ради возбуждения скрытого межнационального презрения, и в конечном счёте создания центробежных сил между народами Советского Союза. Что и произошло. Ещё тогда, в советское время, если группа советских туристов гуляли скажем, в Париже, в любой другой капиталистической стране, то к ним мог подмазаться как "свой" какой-нибудь подосланный известно кем бывший советский, эмигрант, и между делом рассказывал анекдоты, где оглуплялись, осмеивались или очернялись представители отдельных национальностей Союза. И затем ну хоть один из услышавших пересказывал это на работе, в кругу друзей, на сабантуйчике за бутылкой. И пошло гулять по свету! А потом в пропагандистских целях там же, откуда вкинули в страну эту вонь, выпустили книгу с этими анекдотами, под названием "Так они думают сами о себе"!
- Не обижайся, - виновато глянула на Лизу Марина. Тебе не идёт сердиться. Тебя даже хотели назвать Гюльсорой. Как это там? "Ласковый Цветок", или как ты сказала? Тебе и внешне очень шло б это имя!
- Да уж! В сочетании с немецкой фамилией! Вот уж точно, был бы гибрид кузнечика и рыбки! - смутившись своего порыва, примирительно ответила Лиза. - Это у моего дедушки, Тоуфик-оглы, есть сестра Гюльсора. Он её очень любит, просто боготворит. Мою маму назвал созвучным именем - Гульнара. И хотел, чтобы имя его сестры как бы унаследовала её внучатая племянница. А насчёт анекдотов с уничижительным смыслом о том или ином народе... Другим, не знающим тонкостей их жизни, не понять ни их мировоззрения, ни обычаев, ни психологии. И зачем-то начинают ставить себя выше, а над теми потешаться! А любой человек, проживающий в определенной местности, знает ровно столько, сколько ему нужно для того рода занятий, что присущи данной местности, с её ландшафтом и климатом. Отсюда и миропонимание. Степному скотоводу не переквалифицироваться в оленевода в один день, и наоборот... Если тундровик окажется в большом городе, о котором ранее он знал только понаслышке, да, он растеряется, потому что поразится, что и служит предметом насмешек. Но если горожанин вдруг окажется посреди тундры, он погибнет, если ему на помощь не придут тундровики. Так кто над кем может смеяться? Так что смеются те, кому не понять диктуемого природой образа жизни того или иного народа. Выходит, кто глупец? Не тот ли, кто не понимает? Так и африканский охотник может насмехаться над "цивилизованным" жителем промышленной страны потому, что тот не понимает его специфики! - уже успокаиваясь, продолжала философствовать Лиза. - А уж все эти прибаутки типа "...ай, кацо, твой жёпка красыйвий..." - вообще не понять, из какого среднего пальца, или из ещё какого моржового хера высосано!
Оправившаяся от смущения Марина толчком придвинулась к Олежкиной попе, приставила страпон к дырочке, нагнулась вперёд, и одним махом легла на Олежку. Завела руки ему под живот, потянула на себя, делая сильные толчки, и с усилием пропихнула этот ствол к нему в анальное отверстие. Девки, и в особенности Вероника, только что не разинув рты смотрели как глаза у Олежки в один миг ошарашенно выпучились. Он вскинул голову, забрасывая её назад, широко раскрыл рот. Жуткий вскрик застрял у него в горле где-то на полпути, когда у него задержалось дыхание, перехваченное от страшной боли. Сумел лишь дёрнуться спиной и постарался увести вперёд попу. Но Марина налегла на него, прижимая своей тушей, и у Олежки почернело в глазах под такой тяжестью. Она двинулась вперёд, дослала страпон, засадила на всю его длину. Часто дыша, делая в такт дыханию такие ж частые жёсткие фрикции, с вывертами и подскоками, отстрапонила.
Придавленный её тяжеленными телесами, Олежка мог едва дышать. Получившая оргазм девушка, сделав несколько затухающих толчков, вытянула страпон. Немного потыкала его кончиком в дырочку, и заложив руки за голову, откинулась на спину, подставив солнцу живот и грудь. Некоторое время спустя поднялась, и вдруг, сложив все пальцы, просунула руку Олежке в дырочку, и пропихнула её почти до самого локтя. Тот подскочил, дёрнулся и закричал.
- Ого! Вы только гляньте! Во как входит! - уже внутри его прямой кишки Марина сжала пальцы в кулак, и размашисто задвигала рукой, иногда всовывая её до самого локтя. - Хорошо входит! Глубоко входит! - посмеивалась она. - Ну и дыра! Только гляньте! Во жопа!
Закончив мучить Олежку, уже сидя на скамейке, Марина с явной неохотой стянула с себя страпон. Сильно шлёпнула Олежку - "- Слезай!". Согнав его со скамьи, заставила встать на колени в том же месте, а сама, помахивая дубиной страпона, отправилась к дому.
- Не забудь теперь хорошенько промыть руки! Тем более перед едой! - смеясь, крикнула ей вслед Лера.
- Если б он на сегодня не был бы отдан во владение Лизе, то сначала начисто помыл бы мне руку своим язычком! - удаляясь, бросила через плечо Марина.
Лиза уже несколько минут назад разложила над углями заранее нанизанную новую порцию шашлыка, сняв с мангала палочки с шипящими кусочками мяса и положив их на принесённое Лерой широкое овальное блюдо, накрыла фольгой, её края завернула под дно.. Стоящий на коленях Олежка, поглядывая на кнут, сжимался и вздрагивал, поводя плечами. Минута наказания приближалась, неумолимо летела навстречу. Вот сейчас девчонки сожрут шашлык, может быть и немного поболтают меж собой, и... К тому же Марина с Женькой наверняка глотнут пива, и как знать, не станут ли они от того злее? А уж как расстарается Вероника! Получающая нездоровое удовольствие от чьих-то мучений, оргазмирующая истязая кого-то, она в последнее время словно возненавидела его. Непонятно, всерьёз или ради запугивания, постоянно говорит, что его надо б убрать, убить, и подсказывает методы на случай, если девчонки решатся на такое, придумывая прямо-таки болезненно изуверские, какие-то шизофренические способы. Да и Лиза... Как хлёстко и больно она бьёт! Хоть кнутом и не получится сделать такой же резкий и быстрый удар как лозой или плетью, но и размашистый удар особым движением под конец можно ускорить и пройтись с хлёсткой оттяжкой. Олежка и представить себе не мог, что ожидание приближающегося наказания может быть таким ужасным!
Оторвав глаза от ждущего своего часа кнута, исходящий холодным потом Олежка поднял голову вверх. Что там? Есть ли там Он? Тот, кто в силах защитить его, ослабить свирепую руку, смягчить злую душу, каким угодно способом помешать наказанию, сделать его невозможным? Уменьшить силу? Например хоть бы двое из девок напились так, что не смогли бы сделать сильный взмах и ударить достаточно жёстко?
Как раз напротив Олежки плыло высокое и узкое как башня клубящееся облако, напоминющее человеческую фигуру, с верхней частью, похожей на голову с пышными воздушными кудрями. На какой-то десяток секунд, или ему так показалось, там проявилось некое подобие человеческого лица, с глазами и ром. Неужели? Может это Он подаёт ему какой-то знак? Олежка с мольбой впился взглядом в это облако. Но его верхняя часть уже вытянулась, принимая форму вроде бычьей головы, а то, что полминуты назад походило на кудри, удлинилось и стало похоже на вытянутые вперёд длинные рога. Человеческая фигура с бычьей головой... Минотавр, пожиратель людей... Скрипнув зубами, Олежка проводил его взглядом, пока оно уплывало в неведомую даль по синему безразлично холодному небу, и снова остановил взгляд на вершине холма.
Высоко вверху носились, словно играя, чёрные стрижи. Ещё выше, чуть не под самыми облаками и далеко в стороне, наверное над полем или лугом, парила, как зависнув на одном месте, какая-то крупная, вроде коршуна, хищная птица. Временами где-то вдали резко и пронзительно вскрикивали чайки.
Длинной белой полосой вытягивался по небу след за едва различимым, крохотным как игольное остриё, блестевшим на солнце серебристой искоркой самолётом. Олежка почему-то, сам не понимая почему так привлёк его этот летящий на громадной высоте лайнер, вдруг неотрывно впился глазами в эту поблёскивающую точку. Словно сама его кричащая и плачущая в дикой тоске душа рвалась туда, вслед за ним, так же, как и за проносящимися над головою птицами. И в то же время печальные мысли потянулись у него в голове понурой вереницей.
Вот в этой металлической оболочке, с огромной скоростью несущейся высоко над землёй, сидят в удобных креслах две-три сотни человек. У каждого свои радости и заботы, у кого-то печали или проблемы. Разве у кого-то из них хоть на миг сверкнёт в мыслях, что может быть там, внизу, над чем только что их пронёс самолёт? Могут ли они представить, что их самолёт провожает тоскливым взглядом кто-то, запертый за высокой оградой, преступным способом обращённый в чью-то собственность, живущий под постоянным страхом? У них своя жизнь, они смотрят вперёд, туда, куда должны прибыть. У кого-то впереди беззаботный отдых, кто спешит на торжество, кто-то на радостную встречу, у иного печальное событие. Кто по своим желаниям, кто по обязанностям - по делам, по работе, возможно и искать выходы из запутанной проблемной ситуации... Ничего они не знают, ни до чего другого им дела нет. Пилоты ведут самолёт, пассажиры думают каждый о своём... Они вольны в своих действиях, по крайней мере никто не может ими грубо помыкать... С какой-то волчьей тоской Олежка смотрел на тающий в небе след от уже исчезнувшего за горизонтом самолёта.
