Все три хвоста сошлись воедино во время взмаха. Кнут змейкой изогнулся в воздухе, мгновенно распрямился, движение его концов было неуловимо. Девки заметили уже только три вспучившихся полосы поперёк Олежкиной попы, багрово-чёрных, широких и мигом раздувшихся. Олежка с оглушительным воплем выгнулся животом вперёд, задёргался как висящая на верёвках кукла. Но туго натянутые верёвки не давали ему сколь-нибудь двигаться, сгибаться или прогибать спину, ошейник душил, ему оставалось лишь вертеть бёдрами.
Лера стояла, потряхивая кнутом и тёрла пальцами в промежности, клитор и снаружи от напухших в возбуждении губок. Девчонки стояли, с любопытством посматривая на дико орущего и корчащегося словно в судорогах Олежку. Сейчас почему-то Лера делала очень длительный перерыв между ударами, прошло не менее минуты как кнут вторично взмыл и с хлёстким трескучим щёлканьем прошёлся по ягодицам жертвы. Опять жуткий крик и долгое протяжное завывание, после чего Лера надолго остановилась, то ли переводя дух, то ли растягивая удовольствие, или даже заставляя Олежку помучиться в ожидании следующего удара.
Девки с удовольствием следили за её взмахами, некоторые из них возможно и поражались как ловко она орудует такой тяжёлой и вроде бы неуклюжей штуковиной как кнут. Теперь они поняли, что перед новым ударом нужно как бы набраться сил, частые взмахи не дадут нужного эффекта. Следовало отступать назад, и в момент удара резким прыжком подаваться с поворотом тела.
- Где это ты так классно научилась? - с изумлением спрашивала Вероника, принимая кнут.
- Ты же знаешь, я много лет занималась художественной гимнастикой, там очень схожие движения, пусть и с лёгкими предметами, просто здесь следует приложить много больше усилия. Ещё раньше, даже до школы, в первый же год как у нас появилась дача, летом я каждый день здесь ходила к пастуху, тогда здесь было много скота, он разрешал мне пощёлкать его кнутом. У него был ещё длиннее, так что сначала я не могла и махнуть им. Только через пару лет начало получаться. Знаете, девочки, мне тогда так хотелось хорошенько настегнуть какого-нибудь телёнка или козу! Просто так, для забавы! Но тогда пастух больше не стал бы брать меня с собой! Если только прибежит, была тут одна, паршивая собачонка, пугала животных, я ей наконец так прижгла кончиком кнута вдоль спины, она долго вертелась и визжала, потом бегала и скулила полдня! И больше не приходила к стаду! Хоть пастух меня и пугал, что она теперь меня где-нибудь может цапнуть исподтишка! А так - я только сшибала кусты и ветки, один раз прибила пастушьим кнутом суслика, даже сейчас удивительно, как получилось, года через четыре после того, как я впервые стала помогать пастуху! - и Лера, взяв кнут обратно, несколько раз звонко и трескуче щёлкнула им в воздухе. - Кстати, погоди немножко, надо проверить, чегой-то он повис как пьяный Петрушка на барьере в кукольном театре?
От шлепка ладонью Олежка вздрогнул и застонал. Его тёмно-багровая попа достаточно распухла, и потому, выкатив на него несколько ковшей воды, девчонки сделали небольшой перерыв в истязании. Девки принесли страпоны, Лера, слегка присев, одной рукой обхватила Олежку за бёдра, а второй направила страпон и размеренными толчками начала входить в его попу.
Лера то слегка приседала, то приподнималась на цыпочки, делая глубокие фрикции; одновременно она крепко обхватила Олежку - одной рукой за грудь, другою за бёдра, с силой притягивалась и прижималась в момент входа, прямо-таки повисая на нём. До боли в пальцах он держался за брус кое-как развернув ладони, лишь бы верёвки не резали руки. Лицом она присосалась к нему, засасывая его кожу на плечах и в районе лопаток, со стонами и вскриками больно кусала в каких-то порывах вдруг накатывающейся страсти. Наконец кончила, мелко и часто подёргивая страпоном в Олежкиной попе, провожая по телу волны проходящего оргазма, и тяжело дыша, плюхнулась на траву.
В это время девчонки порешили меж собой, что после очередной порции кнута закончившая порку сначала страпонит Олежку, и только после этого его начинает драть следующая.
Вероника несмело взялась за кнут, несколько раз взмахнула им в воздухе, попробовала как получится горизонтальный мах и насколько метко можно попасть в определенную точку, какие надо делать движения рукой и телом в целом. Попробовала держать рукоятку и одной, и обоими руками. Найдя что-то приемлемое для себя, со свистом хлестанула Олежку несколько наискосок попы. Попало правда только одним хвостом, другие мотануло куда-то в сторону, но кончик хвоста при протяжке буквально распорол кожу, потекла довольно сильная струйка крови. Вероника вопросительно посмотрела на Леру.
- Как это у тебя получалось? Почему ты даже не рассекала кожу, а у тебя его так выкручивало, что он готов был выпрыгивать из шкуры и так орал столько времени, а я разодрала ему вглубь мяса, и вроде как, судя по нему, ему вдвое легче?
Лера стала объяснять подруге, как правильно делать замахи, как нести кнут к объекту чтобы хлопнуть одновременно всеми тремя хвостами, чтобы они легли правильно, в ряд, и тогда получается именно тяжёлый удар, при котором боль проникает глубоко в тело.
- Не надо делать полную протяжку, это не плеть, кнут надо быстро, рывком к себе выпрямлять перед самым касанием, перед этим подаваться вперёд всем телом, как боксёр, накладывай с наскоком, и в момент удара не тянуть к себе до конца, а отбрасывать локоть от себя в сторону, сгибая его, чтобы всё что ниже локтя бросало в сторону удара. Тогда работает середина хвостов, боль пробивает глубоко, а кнут не портит шкуру.
После нескольких скорее эффектных чем эффективных замахов Вероника всё-таки приноровилась, и на Олежку стали падать столь болезненные удары, что после каждого он почти что терял сознание. Хорошо ещё, что Вероника, как и Лера, делала долгие, с минуту и больше, паузы между каждым ударом. Но после каждого удара кнута у него темнело в глазах от боли, останавливалось дыхание.
После своих двадцати пяти Вероника добавила ещё один - потому что, когда она приноравливалась, некоторые первые удары оказалось недостаточно болезненны...
Уже совершенно перестающего осознавать окружающее Олежку вновь обдали ледяной водой, несколькими крепкими ударами по щекам окончательно привели в чувство. Закрепившая на себе страпон Вероника начала пристраиваться к его попе - "Ох как напялим эту непослушную сраку!".
Из-за своего роста ей пришлось достаточно низко присесть, сильно согнув колени, которые мешали вплотную прижаться к Олежке. Она сильно потянула его к себе за бёдра, но ошейник перехватил ему горло, он захрипел. Девушка наконец сообразила, что следует ослабить намотанную на брус цепочку. Сильно растянула в стороны его дико болевшие ягодицы, и достаточно грубо засадила в дырочку страпон. Олежка вскрикнул и застонал когда она, почти выпрямив ноги, стала рвать вверх его задний проход.
Так же как и Лера, Вероника тоже делала глубокие засосы, на спине и около подмышек, но при этом рвала его зубами будто готовая съесть Олежку живьём. Она приседала и с силой вгоняла страпон, уже нарочно причиняя сильную боль, что заводило её, и потому кончила она даже быстрее чем Лера, явно получив очень мощный оргазм, и тоже растянулась на траве, часто и хрипло дыша.
Прежде чем взяться за кнут, Марина обошла Олежку, приподняла его уже бессильно висящую голову, и пощипав губами его нижнюю губу, потёрлась лобком и клитором об его бедро и висящий как кусок верёвки член. Снова притянула его шею покрепче к бруску, и зайдя сзади, некоторое время волнообразно тёрлась сначала киской, а затем своими широкими плотными ягодицами об Олежкину попу, икрами проводила по его ногам. Он только тупо вздрагивал при любом касании к его попе и слабо стонал.
- Ну что, милёнок, поехали? - Марина со смехом чмокнула его в кончик носа, и подобрала лежащий на земле кнут. Сделала несколько пробных движений, и с широким замахом, с силой бросив вперёд тело, "прилепила" все три хвоста к Олежкиной попе. Тот снова забился, задёргал и завертел попой, а Марина торжествующим взглядом посмотрела сперва на Веронику, а затем в сторону Леры. Подошла к Олежке, мягко, почти нежно погладила его по попе обеими ладонями, и вдруг крепко схватила и сжала ему ягодицы. Тот, ещё не оправившийся после удара, рванулся насколько позволили верёвки, и громко взвыл. Девушка ещё некоторое время поиграла с его членом, щекоча волосами лобка по всей поверхности его попы, и отошла для продолжения забавы.
Снова жуткая боль пронзила Олежку. У Марины получалось ещё крепче, наверное из-за её крупного веса, который также вкладывался в бросок руки, когда она посылала кнут.
- Как твоё самочувствие, роднюлька? - как через плотный покров услышал Олежка её голос. - Ну отвечай же! Спрашивает госпожа!
Он, весь дрожащий, приподнял лицо, усеянное крупными каплями едкого пота.
- Про...стите... ... Госпожи... - еле-еле сумел он произнести спёкшимися губами.
- Нее-еет, милый ты наш, если мы так начнём тебе прощать все твои косяки, не говоря уж о непослушании, ты очень скоро начнёшь ходить на рогах! А там ещё и станешь включать капризы! Нее, без строгости нельзя! Так что не надейся, наказан будешь так, как было назначено, чтобы всегда ты у нас был послушным! Наказание должно быть наказанием, а не постоянными лёгкими предупреждениями о каком-то настоящем наказании, а мы знаем уже, сколько ты сможешь вынести! Так что наказывать будем по самое не могу и чуть побольше! - и Марина, опять потёршись своим плотным вспотевшим телом об его ягодицы, вернулась к продолжению "воспитания".
Марина явно растягивала себе удовольствие. Почти после каждого удара она подходила к Олежке, мягко касаясь об него грудями, животом и ногам, просто млела и нежилась от контакта с его кожей. На её вспухших от страсти, уже сильно отвисающих губках с раскрытой щелью блестели выделения, которые она и размазывала по Олежкиной попе, то по одной, то по другой половинке, засовывая пальцы ему в дырочку и обнимая под живот. Опять следовал обжигающий, на несколько секунд выбрасывающий из сознания удар кнута, и всё повторялось снова и снова...
