- "И стала ейной мордой, селёдкиной, мне в харю тыкать..." Жаль, этой рыбкой так запросто не потыкаешь! - прохохотала Женька. - Этот такой же дурень как и тот, что адрес написал "На деревню дедушке". С тем отличием, что этот - дебил природный, необучаемый! Такая тупая скотина не поймёт и кнут хоть с тыща сто двадцать пятого раза!
- Ну почему ж "необучаемый"? И муравьед поддаётся дрессировке, а плётка объяснит и покажет лучше всякого учителя или наставника! Значит так! - Марина протянула Олежку "котом". - Сейчас ты отрезаешь ножницами плавники, а потом, начиная от хвоста, сдираешь чешую! Всё понял, или щёлкнуть тебя ещё?
Под ехидные пересмешки девок он начал неумело орудовать над рыбой. Развалившаяся на стуле позади него Марина время от времени проходилась по его попе хлёсткими ударами, поправляя или подгоняя. У других девок также в руках появились всяческие "инструменты".
Сложив одну ладонь "лодочкой" и прикрывая ею скоблимую чешую, Олежка скрёб и скрёб рыбину. Но некоторые чешуинки всё равно отлетали куда-то, хорошо хоть не на пол или на стену, из-за чего девчонки прикрикивали на него и больно стегали по и без того болевшей попе.
- Да пошевеливайся ты там, олух! Сутки собрался пыхтеть над одной рыбой! - Лера с такой силой огрела Олежку, что от ягодицы по бедру у него потёк ручеёк крови, когда он перевернул сазана на другой бок. Только дёрнувшись и слегка ойкнув, тот стал работать быстрее несмотря на потёкшие из глаз слёзы.
- Этого пентюха наверное никогда б не выучил ни один старшина роты, но наш арапник обучит моментально! Поживей шевели руками, ленивец! - Женька также опоясала Олежку плёткой.
Девки продолжали поправлять его с окриками и ударами, но когда он чуть не уронил на пол часть вывернутых из брюха внутренностей, они все вместе с таким озверением начали лупить Олежку со всех сторон, что он с воплем упал на колени.
- Нет, у этого уродца его руки - мало того что крюки, но и растут из жопы эти крюки! - нервозно крикнула Вероника, пинком заставляя Олежку встать. - Если бы уронил, ты представляешь, какая порка тебя бы ждала?!
- А я-то всё жду, жду, догадается ли он своим дырявым деревянным ведром, что жабры также следует вынимать? - Марина протянула руку и крепко шлёпнула Олежку. - Голову отрезал, брюхо выпотрошил, и не знает что делать дальше?
Олежка начал пальцами вырывать колючие жаберные пластины, чуть не поранился, и не удержал скользкую рыбью голову. Та, описав в воздухе какую-то петлю и скользнув по лицу Олежки, шлёпнулась на пол и пролетела как шайба под столом почти до стены. В тот же миг Олежка оказался повержен на пол, на четвереньки, и несколько плёток сразу загуляли по его спине, попе и ногам.
- Тюфяк! Да это сколько же плетей придётся измочалить об эту балду, пока оно станет похоже на что-то стоящее?! - орала у него над самым ухом Лера, тряся Олежку за волосы. - Подбирай, а там где она проехала - вылизывай языком! Сколько ещё собрался возиться? Тут рыба успеет протухнуть дважды, пока ты смотришь где с чего начать!
Олежка, плача, под непрерывными ударами плёток, облизал сырую дорожку на полу, кое-как закончил работу над рыбиной. Девки не унимались, особенно подкладывала жару Вероника, вдруг возгоревшая желанием наказать его.
- Как только он закончит эту тягомотину, его следует выдрать! Хотя бы прямо и здесь!
Когда он срезал мясо вдоль хребта, с трудом отламывая от него рёбра, разрезал на громадные ломти и разделил их надвое, его заставили завернуть в бумагу все отходы и унести в компостные ящики, засунув свёрток поглубже под перегнивающую траву - "Понимай,дурья башка, чтобы не смогли добраться птицы, растащат всё прямо здесь по участку!".
Олежку пригнали обратно на кухню.
- Ополаскивайся сам! И рот прополощи! - прикрикнули ему, врезав затрещину, когда он промыл и сложил в бачок всю рыбу. - Весь испакостился с ног до головы! Будет теперь от него рыбой вонять! Быстрее быка можно было б освежевать! Слава богу, что к нам попал, хоть чему-то научишься! Сопля!
- Кроме лозы и ремня его ничто не обучит! - вставила Вероника. - Давай-ка приближайся сюда, неуклюй!
Зажав Олежкину шею между ногами, крепко прижимая его затылок к своей уже изливающейся выделениями щёлке, она стала быстро наносить плетью звучные хлёсткие удары. Олежка выл, извивался и корчился, а Вероника, сама делая движения навстречу его рывкам, довольно быстро получила оргазм. Точно так же он был выпорот и другими госпожами, после чего они занялись готовкой.
Разумеется, к плите Олежку не подпустили, там заправляла Лера и помогающие ей Марина с Женькой. Накинув на себя лишь длинные передники, вертя попами с едва различимыми в середине ниточками стрингов, они как между делом успевали со смехом игриво пощупывать и слегка щипать друг дружку за ягодицы... А пока кусищи рыбы обваливали в муке, пока грелась самая большая из имеющихся - с полметра диаметром! - сковорода, на которой каждый кусок едва только помещался, иные даже выступая над краями, Олежку заставили резать лук. Как и в прошлый раз, обливаясь слезами, подгоняемый угрозами порки, стоя на коленях, делал он это кое-как. Но плакать от лука стала и находящаяся рядом в качестве надсмотрщика Марина, и потому она была вынуждена принести с полбуханки чёрного хлеба. Лежащий рядом с нарезаемым луком, он как будто оттягивал и впитывал едкий запах, и слёзы потому уже не струились из глаз.
- Надо будет нажарить впрок, и назавтра тоже. Понятно, не столь будет уже вкусно, но если подогреть, то и нормально. Зато уже будет свободен целый день, который следует посвятить воспитанию этого недотёпы, да и в баньке погреться хорошо б, - говорила Лера, поджаривая кусочки лука прежде чем выложить на сковороду ломоть рыбы.
Попутно с жаркой в довольно большую кастрюлю сложили голову, хвост, плавники и разломанный на части хребет, добавили два крупных куска рыбы, и нарезавшего наконец-то нужное количество лука Олежку заставили чистить картошку и скоблить морковь.
- Вы только гляньте, что делает это чучело! - воскликнула Марина, звонко настегнув Олежку плёткой. - Он моркву чистит словно картошку! Скоблить надо, верхний слой! Ой, не могу, неужели эта обезьяна ни разу не была на кухне во время подготовки продуктов?
- Где-то у нас тут недалеко мочатся розги! - вставила Вероника. - Не мешает несколько взбодрить ему соображение!
- Немного погодя. Закончим с едой, пойдём напоминать ему, как это нехорошо, а главное опасно - обманывать госпожей и пытаться бежать! Кнут уже заждался и скучает без дела! А там посмотрим, добавить ему или простить, если станет делать всё быстро и правильно! - с ехидной улыбкой Лера осмотрела сверху вниз мигом побледневшего съёжившегося Олежку.
К дальнейшей его работе девки особых претензий не имели. Только несколько раз Марина, сопровождая свои окрики хлёсткими ударами многохвостки, "поправила" его чтобы он не срезал чересчур толсто кожуру с картошки.
После того как вынули уже сварившуюся рыбу, заложили в кастрюлю ещё четыре крупных куска и начали заправлять уху, Олежку загнали под стол, и сначала Марина, а за нею и Вероника заставили вылизать им щёлки и проникнуть вовнутрь языком. Причём во время куни одной вторая из них больно, с усилием засовывала к нему в попу ступню до самого подъёма, после чего заставили Олежку вылизать эти ступни у обеих госпожей.
- Ну, вот вроде как и закончили! - объявила Лера, выкладывая в огромную, с небольшой тазик, миску последний, десятый ломоть жареной рыбы. - Осталось где-то чуть побольше половины, это в холодильник, на следующие дни. Сейчас малость подкрепимся, и будет у нас весёлая работёнка! Жарёху на ужин! Этому корм зададим после ужина, что там останется!
Слопав по тарелке ухи со здоровым куском рыбы, после недолгого отдыха девчонки вытащили Олежку из-под стола, и подгоняя, поволокли его куда-то в сторону бани.
Метрах в двух за задней её стенкой находилась П-образная стойка для сушки половиков - к двум тонким брёвнышкам был горизонтально прибит толстый брусок. Олежку заставили встать на ноги и взяться раскинутыми руками за брус, прижавшись к нему плечами, цепочку примотали к нему же, притянув Олежку затылком на уровне плеч. Наручники сняли, и взамен раскинутые вразмах руки ему обмотали верёвками и привязали к брусу, пинками по щиколоткам вынудили расставить ноги пошире. Внизу, привязав к столбу конец верёвки, обвязали ею левую, а после правую ногу так, чтобы теперь он не смог расставить их более; и вторым концом этой же верёвки туго растянули ему ноги между двумя столбиками. Смачно ухмыляясь, перед ним встала Лера и за волосы наклонила его голову.
- Смотри в глаза госпоже! Сладусик ты наш, сейчас ты наверняка понимаешь, что будет не просто больно, а очень больно? Но и понимаешь также, что ты не просто виноват, а очень виноват? Ты хотел обманом сбежать от так любящих тебя госпожей, бросить, оставить их в одиночестве, принеся им столько мук и страданий души, такое горе! - девки, глядя на шутовские выламывания Леры, приседали со смеху. - И потому ты должен понести назначенное тебе наказание, сегодня получишь первую его часть - по двадцать пять ударов от каждой из нас! - продолжала она. - Кнутом!
Лера слегка похлопала Олежку по обоим щекам, упиваясь, всмотрелась в его исполненные ужаса застывшие глаза и побледневшее лицо, по которому катились крупные капли пота. Он стоял, часто и мелко дрожа, почти уже висел на верёвках, впившихся в его запястья, и если бы не они, он наверняка бы упал.
Но девчонки не спешили начинать наказание. Для начала они подтащили два ведра холоднющей воды, избавились от стрингов, оставшись в одних ничего не скрывающих подобиях лифчиков, и то лишь потому, чтобы не болтались по сторонам груди. Скурили по сигарете на скамейке около банного крыльца, и затем Лера нарочито медленно стала доставать из сумки орудие истязания. Этот кнут, по её словам, выглядел точно так же как и те, какими ещё лет двести-триста назад пользовались на эшафотах настоящие палачи.
