- В далёкой провинции для умалишённых я Вас избавлю от всяких присяганий и подобных сердечных хлопот. К тому же Вы совершенно не думаете о своей жене и детях, которые играют за этим окном, они будут обязаны поехать за Вами.
Сан Гуан собрался с силами и двинул своё мощное тело к выходу:
- Я вынужден идти к императору и доложить ему, что меня шантажируют.
- Удачного похода. Я как раз в это время крикну охрану, и она со знанием дела легко отыщет в Ваших склянках, банках и пробирках некую запрещённую в нашем Дворце чудо-травку, которая дурманит головы всей нашей молодёжи. И вот тогда, Сан Гуан, прямой путь в провинцию умалишённых Вам обеспечен без проблем, лечите своих дураков себе на здоровье и на радость.
Сан Гуан потерял дар речи:
- Да я... я никогда этим не занимался... я... я ничего запрещённого у себя не держу... а вот Вы хотите мне подбросить эту гадость...
- Я хочу, чтобы Ваши дети всегда были счастливы во Дворце своего императора и никогда не знали о той ужасной провинции, где папа Сан Гуан хоть завтра уже приступит к работе. Я хочу, чтобы охрана у Вас ничего не нашла, потому что Вы - Добрый, Большой, Белый и Чистый, а можете стать грязным птичьим гуано на тростниковой палочке. Быстро мне бумагу, быстро.
Губы Сан Гуана затряслись...
Скрестив ноги и сидя в своей уютной библиотеке на толстом ковре, император внимательно изучал страницу большого раскрытого фолианта. Прочитав про себя одну из выбранных строк, он решил повторить её вслух:
- "МУДРОСТЬ И ДОБРОДЕТЕЛЬ ПРЕОБРЕТАЮТ НОВЫХ ЛЮДЕЙ".
Было видно, что фраза ему очень нравилась, он повторил ещё раз:
- "МУДРОСТЬ И ДОБРОДЕТЕЛЬ ПРЕОБРЕТАЮТ НОВЫХ ЛЮДЕЙ".
Бамбуковая штора зазвенела, и вошла Чау Лю, держа белый лист рисовой бумаги, исписанный красными иероглифами. Она подошла к императору, села рядом и смело положила перед ним заключение Дворцового лекаря.
- Уже? - подозрительно тихо спросил император, приподняв лист бумаги.
- Уже, - подтвердила она, - я, наконец, завершила это неприятное дело.
- Мне читать? - спросил император.
- Читай.
- Вслух?
- Хочешь - вслух, хочешь - про себя.
- Мне что-то хочется вслух, - он слегка дёрнул лист бумаги, выпрямил и стал читать. - "Его Императорскому Величеству от
Главного Дворцового лекаря, сего дня и полчаса тому назад написанное. Понимая всю серьёзность вопроса, возложенного на меня императором, и получив лично из рук Главного Министра Чжоу Дуня два экземпляра продукта, я подверг то и другое тщательным лабораторным исследованиям, произведя тончайший анализ старого продукта и нового, который Главный Министр Чжоу Дунь искусственно вызвал в личной комнате. Со всей ответственностью своего профессионального навыка берусь сделать вывод, что два указанных продукта ничего общего друг с другом не имеют. Более того, ПЕРВЫЙ напоминает сходство с неким растительным веществом типа дикого ириса, перемешанного с мыльными хлопьями старого риса, а ВТОРОЙ явно подтверждает своё отношение к естественной субстанции человеческой жизни.
Главный Дворцовый лекарь Сан Гуан".
Император выпустил из рук бумагу, очень просто и спокойно сказав:
- Понятно, тут и нечего обсуждать: Май Цзе по-прежнему больна, а Главный Министр невиновен.
- Это всё, что ты хочешь сказать? - удивилась Чау Лю, желая слышать о наказании Май Цзе и поощрении Чжоу Дуня.
- Ах, да-а... - спохватился император, - ты права, чуть не забыл... Я тут заглянул в хранилище фолиантов, взял себе почитать один том, и вдруг вижу: на полу валяется твоя оборванная золотая цепочка с золотым драконом, надо же.
Чау Лю заметно растерялась, и рука машинально поднялась к груди.
- Ой, император, как же я Вам благодарна! - она вышла из трудного положения. - А я-то обыскалась, всё перерыла, нигде не найду! О, ВЕЛИКИЙ БУДДА!
- Вот он, держи-держи, - император протянул ей дракона.
- Я вспомнила! Я недавно тоже была в хранилище, хотела взять нижний фолиант... с нижней полки... и должно быть сильно нагнулась, а дракончик с цепочкой наверно обломился и выпал! Да-да!
- Да-да, - иронично поддержал император, - когда ещё раз захочешь побывать в хранилище, смотри осторожней: так сильно не нагибайся, а то все мои подарки растеряешь...
Я допечатал последнюю фразу, и она мне очень понравилась: "когда ещё раз захочешь побывать в хранилище, смотри осторожней: так сильно не нагибайся, а то все мои подарки растеряешь...".
Мои губы, словно губы самого императора, иронично прошептали:
- ... так сильно не нагибайся, а то...
Я оторвался от ноутбука и увидел через распахнутую дверь как Наталья старательно мыла пол террасы: концы пёстрой домашней юбки были подняты за пояс и оголяли длинные стройные ножки вместе с белыми трусиками в красный горошек, а упругое быстрое тело перегнулось вниз, и руки с мокрой тряпкой усердно скользили вправо-влево, и заманчивая попка легко вращалась из стороны в сторону.
Я заёрзал на стуле как озабоченный пятиклашка и громко сказал:
- ... так сильно не нагибайся, а то...
- Что-что? - не поняла Наталья и словно нарочно выгнулась ещё сильней.
- Замри! Я лечу! - и меня сорвало с места и понесло на террасу.
Мои пижамные штаны вмиг слетели, её трусики разом упали, и я в долю секунды уже прилип к Натальиной попке, крепко обхватив атласные бёдра.
- Ко... Ко-о-сти-и-ик! Ай-ай-ай!
- Натаха! Ой-ой-ой!
Стол, за который держалась Наталья, скрипел и шатался.
Она визжала.
Я бесился.
Когда адские силы всё же иссякли, Наталья скользнула от меня, опустив юбку, и пулей помчалась по лестнице в ванную комнату.
- Ну, мы и дали! - озорно и весело крикнула она. - Как с голодного царства!
Я задрал пижамные штаны и словно натруженный паровоз выпустил изо рта горячий пар, заорав во всю глотку:
- Уф-ф-ф-ф!!! Хорошо-то как, Натаха!!! Чёрт возьми!!!
- Уж так хорошо, что жить хочется!!! - ответила она и скрылась наверху.
Меня приятно шатало, я неровным шагом вернулся в комнату, добрался до дивана и упал на него:
- Чёрт возьми, хорошо-то как!!! Лю-ди-и-и, как же хорошо!!!
И пьяный от любви я стал громко и бесшабашно декламировать:
"ПОД РАКИТОЙ, ОБВИТОЙ ПЛЮЩЁМ,
ОТ НЕНАСТЬЯ МЫ ИЩЕМ ЗАЩИТЫ!!!
НАШИ ПЛЕЧИ ПОКРЫТЫ ПЛАЩЁМ,
ВКРУГ ТЕБЯ МОИ РУКИ ОБВИТЫ!!!
Я ОШИБСЯ - КУСТЫ ЭТИХ ЧАЩ
НЕ ПЛЮЩЁМ ПЕРЕВИТЫ, А ХМЕЛЕМ!!!
ТАК ДАВАЙ ЖЕ СКОРЕЙ ЭТОТ ПЛАЩ
ПОД СОБОЙ НА ДВОИХ МЫ РАССТЕЛЕМ!!!".
- Люди!!! - орал я в потолок и казалось, что ору на всю Вселенную. - Стелите под себя плащи, стелите!!!
- Народ, делай как мы, делай лучше нас!!! - раздался Натальин голос, и тапки быстро зашлёпали вниз по ступенькам.
- У них никогда не получится так, как у нас!!! Натаха, иди ко мне, приляг немного!!!
- Какой "приляг" , Костик? У меня по дому столько работы.
- Да ладно, "работа" , а трусики тут же сбросила и про работу забыла.
- Вот хулиган, ведь сам же первый налетел сзади и сам же первый свои штаны скинул.
- Ладно-ладно, иди сюда, приляг на секунду, прошу тебя.
- Только на секунду, - она подошла, плюхнулась на диван, положила мне руку на грудь и чмокнула в щёку.
- Натаха, а как там на воле?
- На дворе что ли?
- Ну да.
- На дворе двенадцатый час дня, пасмурно, скоро настоящая зима, скоро снег выпадет, надо все саженцы и деревья тепло обвязать.
- Да брось ты "снег" , рано.
- Пора, Костик.
- Слушай, чего спросить-то хочу: мы тут веселимся, орём-кричим... а они там, небось: милицию вызвали: как думаешь, могут вызвать? . .
- Боишься?
- Я ничего не боюсь: кроме молнии, она действительно вызывает у меня какой-то панический страх: она не щадит даже людей: ясно? . . Я просто спросил: как ты думаешь?
- Ясно, Костик. Мне не хотелось заводить об этом разговор, но если сам начал... я думаю, что могут вызвать, особенно Юрий Семёныч. И если приедет милиция, то на лицо откровенное издевательство над личностью: злостное физическое унижение - голыми ногами в кадушки с горохом, абсолютно садистский способ завязыванья рук и ног за спину в один узел, явная пытка. Если конкретно - преднамеренный сговор нескольких лиц в организованном преступлении. Это может быть МЕСТЬ, это может быть ВЫМОГАТЕЛЬСТВО ДЕНЕГ, это может быть ЗАХВАТ ЗАЛОЖНИКОВ, это может...
- Достаточно, экзамен в институт ты сдала.
- Погоди-погоди, - загорелась Наталья своим любимым предметом, - ещё одно: если ко всему прочему Ольга повредит свои спортивно-балетные ножки, то...
- Хватит, ты с таким наслаждением объясняешь все ужасы уголовного дела:
- Но ты же спросил.
- А ты ответила. И всё, достаточно.
- А можно последнее и самое главное, два слова?
- Ну, хорошо-хорошо...
- Самое главное это - их заявления. Вызов и приезд милиции это - только полдела. Если не будет заявлений, то никакая милиция ничего делать не станет. Я, например, уверена, что Юрий Семёныч напишет, а вот Ольга вряд ли. Вот здесь и начнётся.
- Что начнётся?
- Пока оба потерпевших не напишут, ничего не сдвинется с места.
- Натаха, мне как-то наплевать - кто будет писать, а кто не будет, клянусь тебе. Мне настолько осточертела вся эта история, что хочется нормальной жизни и нормальных отношений. Хочется утром проснуться и видеть рядом любимого человека, которого можно обнять и поцеловать с величайшим блаженством, - я повернулся к ней, обнял и нежно поцеловал в губы, а потом прошептал. - Мы должны с тобой жить и наслаждаться жизнью. А то, что спросил про милицию, так это ради писательского интереса: что будет дальше? как поведут себя люди? как отреагируют? куда кинутся? куда бросятся? что у них на уме? понимаешь?
Её большие губы зашевелились совсем близко от моих глаз:
- Понимаю. Ты же писатель, тебе надо всё прочувствовать, до всего докопаться, очень сильно себя изнервировать, перевернуть себя с ног на голову. Творческие люди, наверное, без этого не могут, - и она хмыкнула.
- Наверное не могут: А по поводу "потерпевших" вот что: они сейчас круто помучились, пострадали за свой подлейший обман, а пройдёт всего несколько дней и такая радость охватит обоих, и все болячки разом пройдут именно оттого, что я наконец-то оставил их в полном покое.
