Олежка безвольно висел на врезавшихся в распухшие запястья и локти верёвках, лишь прерывисто дыша и дрожа словно в лихорадке. Было непонятно, он чувствовал озноб или жар, или и то и другое попеременно. В этот раз на него выкатили целое ведро воды, и пока он отфыркивался, Марина сильно хлестала его по щекам для приведения в чувство. И убедившись, что он возвращается в жизнь, она торопливо начала пристёгивать страпон. Обняла Олежку, прижимаясь к нему грудями, присела, часто задышала, и помогая рукой, начала вводить этот ствол между его ягодицами. Он заныл через нос, и глухо вскрикнул от боли, когда Марина прижалась животом к его попе и стала встряхивать и подбрасывать, подсаживаясь под него и мощными толчками гоняя в его дырочке страпон, вертеть им и тереться вагиной, лобком и клитором об прилегающий к промежности "пятак" страпона с ремешками. Несмотря на то, что во время порки она постоянно возбуждала себя, всё равно мучила и рвала Олежке попу она достаточно даже долго, Женька даже стала недовольно морщиться в ожидании своей очереди. Впридачу ко всему Марина очень жестоко впивалась в Олежку зубами и ногтями, засасывала кожу и кусала с вывертом, рыча и завывая, так же защемляла его пальцами за бока, буквально резала ногтями, притягивая его к себе во время фрикций. Это и дало ей немыслимой силы оргазм, во время которого она, вися на Олежке, продолжала сажать в него страпон, буквально поливая своими выделениями его попу, слизь стекала по его и её ногам. Ещё несколько сильных встрясок - и она кончила.
Теперь впереди у Олежки оставалась ещё и Женька, которая явно не собиралась его жалеть. Та тоже подошла к нему, и взяв за уши, приблизилась лицом, часто пощёлкала зубами перед самым его кончиком носа. Хлопнула ему ладонью по лбу, и врезав оплеуху, взяла кнут.
- Надо б на всякий случай обвязать ему грудь, и через подмышки подвязать. А то ещё ухнет в обморок, тогда или вывернет себе плечи, или удавится ошейником! Возись потом! - недовольно буркнула она.
Олежку прихватили ещё одной верёвкой, и Женька, развернувшись вполоборота, с мощным взмахом и броском тела влепила такой трескучий удар, что на чёрно-багровой Олежкиной попе, на обоих половинках, вздулись фиолетовые шишки вполовину площади ягодиц, ото всех трёх хвостов. Задёргавшись, он дико завопил, постепенно переходя в стихающий вой и всхлипывающие стоны. Женька выждала с пару минут, и следующий замах, ещё сильнее первого, заставил Олежку забиться как муха в паутине...
Благодаря Женькиным широким и тяжеловесным формам, где большая часть её веса была сконцентрирована в нижней части тела, она, напрыгивая с разворотом, даже не стегала, а бабахала кнутом Олежку по попе; её широченные ляжки и огромная толстая выпуклая попа во время подскока своей массой давали сильную инерцию, и кнут, посланный широким замахом, удваивал силу удара, как бы подтолкнутый энергией и тяжестью тела в прыжке. Подруги начали всерьёз опасаться, как бы она не зашла чересчур далеко. Через каждые семь-восемь ударов, перед следующим ударом, Лера или Марина подходили к Олежке, хлопали его по щекам и, видя струящиеся из глаз слёзы, успокоившись, шли любоваться зрелищем. О Веронике нечего и говорить: она непрерывно мастурбировала, получая оргазм от одного вида как кнут впивается и терзает нежную мягкую плоть жертвы и как с воплями дёргается и бьётся Олежка...
Бессильно повиснув словно тряпка, Олежка слабо хрипел сквозь спёкшиеся губы. Боль диким адским огнём заняла всю его попу, отголосками распространялась по телу. Он мелко вздрагивал, и когда Женька треснула его по щеке, с одной и с другой стороны, он почти не отреагировал, только слабо вздрогнул и простонал. Тут же из ковша ему на спину бросили водой, облили плечи и остатки воды вывернули из ведра сверху, на голову. Олежка дёрнулся, вздрогнул и чихнул.
- Холодная водичка! Маленький простудится! - с хохотом завизжали девчонки.
- Пришёл в себя? - Женька заехала ему оглушительную пощёчину, сбив стекающие по лицу капли. - Отвечай, или прижарить тебя ещё?!
- Не... Не... совсем, госпожа Женя... - ещё плохо соображая, еле поворачивая языком коряво проныл Олежка.
Вторая затрещина мотнула его голову в другую сторону. Девки разошлись хохотом.
- Раз может говорить, значит жив, а если жив, то и всё в порядке! - выкрикнула сквозь смех Марина.
- Ну вы посмотрите на это полено! Он ещё будет хныкать и ныть перед госпожами как капризная балованная дошкольница! Совсем позабыл своё место! Как думаете, сколько ещё ударов ему прописать? - Женька тряханула его за волосы и влепила ещё две оплеухи.
- Го...ооспожа Женя, простите! Но... Я... - едва прошелестел Олежка, затрясся и не смог вспомнить слов.
- Что - "ты"? Говори до конца, или твои мозги до того сбились всмятку, что ты разучился говорить? Девчата, я думаю, ещё по десятку кнутьев поставят на место его башку!
- Госпожа Женя, я... Я сейчас да, пришёл в себя! - скомканно промямлил он.
- Во как! Я же всегда говорила, кнут сделает всё, на что не способно ничто другое! В том числе и заставит соображать самую тупую деревянную башку! - и она, треснув Олежку по уху, начала прилаживать страпон.
На всякий случай на него выхлестнули ещё одно ведро воды. Женька с силой раздвинула ему ягодицы - "Срачку делаем пошире!", подсела, и упёрлась концом страпона в его дырочку. Обхватила за грудь и бёдра и резко привстала, прижалась животом к его попе. И такими же сильными движениями стала приседать и подскакивать, больно засаживая ствол страпона Олежке в задний проход. Затем, так же как и остальные девки, впилась сильными засосами, вертя и дёргая страпон, и опять принялась вынимать и всаживать свою игрушку...
Когда Женька отстрапонила Олежку до получения полного оргазма, Марина с Вероникой стали отвязывать его. В послднюю очередь сняли верёвку, пропущенную под мышками, и Олежка даже не упал, а просто рухнул как подрубленный. Но как только он сделал неловкую попытку встать на четвереньки, жутчайшая боль резанула изнутри в ягодицах. Он закричал и плюхнулся на живот.
- Я представляю, что б было, если бы его таким же кнутом драл на площади настоящий палач! Совсем не обязательно, чтоб и "нещадно"! Он бы окочурился с десятого удара! Даже и раньше! - разошлась смехом Марина и пнула Олежку под рёбра. - Поднимайся! Ты, чучело! Или ещё настегнуть?
Олежка со стонами стал подбирать колени. На каждое движение попа "отвечала" толчками сильнейшей боли, и он опять и опять падал на живот.
- Эта резиновая кукла притворяется и водит нас за нос, или действительно подыхает? - схватив кнут за самый конец, Вероника хлёстко прошлась его хвостами Олежке по всей спине. - Поднимайся, мешок опилок, или выдрать тебя ещё?!
- Теперь он хорошо познал, откуда растут ноги! - засмеялась Лера. - А чего собственно мы беспокоимся? Не волочить же его на себе! Пусть пока остаётся тут. Если даже здесь и заночует, комарики будут рады! Насытятся все, и со всей округи! Уже поздно, нам давно пора ужинать!
После ещё нескольких безуспешных попыток пинками заставить Олежку встать на четвереньки девки швырнули ему грязный половик из предбанника, наконец-то дали попить, подтянули Олежку так, чтобы столб оказался между его руками и сомкнули запястья наручниками, а сами ушли в дом.
Почти сразу после ухода хозяек Олежка впал в какое-то странное состояние, чем-то похожее на прострацию или полузабытьё: тело ощущало, мозг соображал, но сам он, весь в целом, совершенно не реагировал на происходящее вокруг него. Для него словно даже остановилось течение времени. Как будто б разомкнуло между собой физическое и мыслительное, он плавал в некоем ином психическом пространстве. Он будто не замечал начавших его кусать комаров, из-за этого какого-то "затмения сознания" и ощущения боли стали другими - словно бы в каком-то не своём, некоем параллельном теле, происходило как с ним, и в то же время и не с ним. Несмотря на уже расширенную, раздатую дырочку, в попе всё равно ощущалась боль из-за многократных и очень грубых проникновений страпонов. Но главное - это были ягодицы, стоящая в них боль пронизывала его насквозь, ощущалась и в низу живота, в паху, и спереди в самой верхней части бёдер, проходила через суставы, при малейшем движении отдавалась и вверх, и вниз. Но воспринималось это двояко - вроде как и в нём, и словно со стороны. Соображение путалось, в глазах стояла чёрная пелена, по которой ходили какие-то меняющие цвет, то жёлтые то красные, уходящие и пропадающие огненные бублики или кольца...
Он даже не заметил, как к нему всей гурьбой подошли его госпожи.
- Никак подыхает? Валяется как в обмороке! - услыхал он голос кого-то из них, но и этот выкрик словно как прошёл через уши, не заставив реагировать.
- Куда денется, живой! Комары падаль не сосут! - ударом ладони, которым можно было бы прибить и крупную мышь, Марина прихлопнула на его спине сразу с полтора десятка впившихся комаров. - Подымайся, чучело! Нечего нам тут прикидываться мёртвым!
Олежка вздрогнул как спросонок. Реальность ещё трудно доходила до него, но крепкий пинок под рёбра, вернул ему ещё кусок ощущения реального мира. Он мотнул головой, словно сбрасывая дрёму, пропала чернота, стали появляться контуры предметов.
Его снова пнули, около подмышечной впадины. На правой руке разомкнули "браслет".
- Долго ты собрался нам тут разыгрывать комедию? Нечего представлять умирающую старуху! - резкий удар прута обжёг его бёдра. Олежка взвыл и подпрыгнул. Абсолютно и моментально вернулось осознание жестокой реальности во всей её беспощадности. Девки обступили Олежку со всех сторон, с прутьями в руках. Его рванули за цепочку, столь сильно, что ошейник прямо-таки ударил по горлу, Олежку затрясло от перехваченного дыхания. Он начал вставать на колени, но от попы в бедренные суставы ударила боль, он вытянулся вперёд, стоя на полусогнутых коленях.
- Да он нас принимает за полных дур! Гляньте, девочки, как надумал тут притворяться и какую ломает комедию! Придётся вздёрнуть ещё разок на перекладину, да снова отодрать кнутом! Хоть и время уже позднее! - Лера и Женька несколько раз со свистом огрели его прутьями по спине, Вероника стала стегать по ногам и по раздувшейся как шар попе, а Марина хлестанула цепочкой. - Ещё кнута захотелось?! Вставай, требухи мешок! - вновь засвистели прутья, ошейник врезался в горло, и Олежка, вскрикивая и постанывая, поднялся на четвереньки, и едва превозмогая боль поковылял за тащившей его Мариной. Все остальные девки шли рядом и сзади, непрерывно подгоняя его прутьями. Марина вдруг рассмеялась.
