«Только не приставай, ладно? Спать с тобой я не буду. Мы же друзья? Ты – мой друг. Я дорожу тобой, как другом. И, вот видишь – собутыльником. А спать – нет. Одно дело – друг, другое – любовник. Любовников может быть много, а друзей – нет. Так что не вороши меня. Не дам. И вдобавок не дам разрушить нашу дружбу».
Вся эта тирада заплетающимся языком была выдана на одном дыхании и даже немного отрезвила меня. Случайно встретившись на улице, я пригласил ее в гости. Мы купили в магазине вина и решили отпраздновать. Она – свою очередную любовную трагедию или комедию – не помню уж, я же просто хотел залезть к ней под юбку. Сидели мы на кухне в моей старой квартире и уже дважды сходили за вечно кончавшимся вином и какой-то снедью: нарезкой, батоном, помидорками мятыми, сыром. Но было поздно – мы уже напились. По случаю жары, тонкие листочки порезанного сыра норовили закуклиться в трубку, остальная закуска скучала на столе и не привлекала, я же говорю: мы уже здорово дали. Не то, чтобы «в дрова», но душевные разговоры за жизнь под ее кислые сигареты обрели известный градус откровенности, заставив меня признаться и в том, что, не смотря на наше с ней многолетнее знакомство, страшно хочу ее отодрать. Вот просто очень. Тем более теперь, когда мы только вдвоем, слегка прибалдевшие от вина, разговоров и жары, а гостья моя к тому же постоянно дергала свой сарафан: то скинет бретельки вниз, так, что я мельком видел ее голые груди, то поднимет подол, до самого пояса, чтобы охладить бедра.
Было очень жарко. А мне было жарко вдвойне от обуревавшего желания, от осознания того, что в шаге от меня сидит полупьяная девушка в легком сарафане и тонких белых трусиках под ним. Из-за жары, на ней не было более ничего. Вынув из холодильника очередную бутылку и разлив по запотевшим стаканам вино, я хотел было сказать какой-то тост, но поставил свой стакан на стол и, пока она пила, двумя руками таки залез к ней под подол. Она допила вино и пресекла провокацию почти решительно.
«Нет!» – сказала она, а дальше последовал тот самый монолог, с которого и началась эта история.
Мы допили очередную бутылку вина и я, немного обескураженный резкой ее отповедью, предложил пойти спать. Мол, время позднее, сильно за полночь. Да и надрались уже.
– Только спать я буду одна, – снова заявила моя гостья.
– Да понял я уже, понял, – а что еще оставалось делать? Я расправил свою кровать, постелил ей свежую простынь.
– Постель для ее милости готова! – торжественно объявил я.
– Сейчас, только умоюсь, – пробурчала ее милость из ванны.
Я вышел на кухню прибрать со стола, убрать продукты в холодильник, где вдруг обнаружились ещё две бутылки вина, о которых уже и забыл. «Ладно, на завтра», – подумал я. Вернувшись в спальню, я увидел, что гостья моя, не раздеваясь, рухнула в постель и уже спит. Будить оказалось бесполезно и не смог отказать себе в маленькой мести: снял с неё сарафан и долго любовался ее сочным, манящим телом с все еще тугой, второго размера, грудью с маленькой родинкой у соска, впалым животом, роскошными бедрами и выступающим лобком под тонкой тканью трусиков – танга. Не буду отрицать, что мне мучительно захотелось стянуть с нее эти трусики, раздвинуть ножки, заласкать, зализать, зацеловать открывшееся лоно, пройтись языком по всем складочкам, добраться до розового бугорка клитора, пососать его и … и выебать ее наконец-то. Хотя бы и спящую. Как я смог подавить в себе это желание – ума не приложу. Поэтому я просто аккуратно накрыл ее простынею и отправился спать на диван.
Утром меня разбудили знакомые звуки челентановской «Confessa», прослушанной накануне раз пятьсот. Пробуждение оказалось тяжелым для головы и разбитого тела. Частично подавив мерзкое ощущение похмелья и, с трудом открыв глаза, я с удивлением увидел стоящую перед музыкальным центром мою вчерашнюю гостью. Она выглядела бодрячком, держала в руке запотевший стакан с вином и была бессовестно не одета, то есть, в том самом наряде, в котором я вчера оставил ее сладко спящей и нетронутой – в одних трусиках.
– Сколько время? – проскрипел я.
– Страшно поздно. Скоро семь, – явно цитируя Челентано, ответила она и подошла к открытому настежь окну. Поставив рядом стакан с вином, она почти до пояса высунулась из окна в летнее утро, облокотившись на подоконник. Лежа на своем диване, я с удовольствием разглядывал ее крепкую круглую задницу, крутые бедра, талию с наметившимися складочками на боках, слегка расставленные стройные ножки с красивыми впадинками под коленками. Прихлебывая вино, она любовалась начинающимся летним днем, а я, пытаясь сдержать эрекцию, думал, что вот девушка … почти голая …. стоит в классической для ебли позе …. а я изо всех сил изображаю тут из себя «офицера и джентльмена». «Лучше сделать и пожалеть, чем не сделать и долго жалеть», – решил про себя я, встал с дивана, снял трусы и шагнул к ней. Скользнув руками по бедрам, вмиг напрягшимся ягодицам, я до колен стянул с неё трусики и прижался низом живота к ее голой попе. Я погладил ладонями ее живот, а она немного приподнялась с подоконника, дав мне возможность сжать руками ее груди, почувствовать твердость восставших сосков. Отодвинув стакан с недопитым вином дальше по подоконнику, она расставила ноги пошире. Упрашивать меня не нужно было. Я примерился и, чуть присев, рывком вошел в нее, натянув на себя податливое тело. Внутри она оказалась очень влажной, горячей и неожиданно тесной. С тихим стоном она опустила голову на руки и подалась попой мне навстречу. Воодушевленный ее покорностью, я начал крыть ее мощными толчками. С силой двигаясь вперед, немного назад, снова вперед, но глубже, чуть назад и снова вперед, еще глубже, я вдавливал ее в стену, батарею под окном, в подоконник так, что ее босые пятки отрывались от пола, а голова, плечи и грудь ее сотрясались за окном. С улицы это было забавное зрелище, наверное. По счастью, в то раннее субботнее утро прохожих было очень мало. Теперь сложно сказать, как долго мы так сношались. Инстинктивно подстроившись друг под друга, уловив ритм, мы синхронно и яростно трахались, растворяясь в похоти. Мои чресла хлопались о ее тугой круп ритмично и слаженно с ее волнообразными движениями попой навстречу. Я восторженно ощутил вдруг нарастающие спазмы ее влагалища, она дернулась, встав на цыпочки и замерев неподвижно, содрогнулась всем телом раз, еще раз, и еще, и еще, и кончила, обмякнув. Почувствовав, что кончаю, я развил вдруг совершенно дикий ритм, задрожал и взорвался, выстреливая в нее сперму порцию за порцией, наполняя до краев теплую глубину ее лона.
Она так и не подняла голову и продолжала стоять неподвижно, лежа грудью на подоконнике и расставив ноги. Выйдя из нее, я поцеловал ее спинку, опустился на колени и окончательно снял с нее трусики, а она понятливо приподняла сначала одну, потом другую ножку.
Развалившись на диване, я любовался совершенно потрясающим ее видом и позой, как вдруг заметил, что по внутренней стороне ее бедра медленно стекают капли семени. Я поднялся и бережно вытер простынею ее ножки и промежность, чуть задержав там руку. Она опять судорожно дернулась. Поцеловав ее ягодичку, я сел на диван. Пауза затягивалась.
Наконец она выпрямилась, взяла стакан и, допив остатки вина, повернулась ко мне, обнаженная и восхитительная.
«Так, значит? Вот и верь потом твоему честному слову. Ты сам виноват, что у меня теперь нет друга», – медленно-медленно произнесла она. Глядя в ее лицо, мне пришли на ум стихи, ну, те, про «глаза, потупленные ниц». Тютчева, кажется. Ибо с восторгом узнавал я «… сквозь опущенных ресниц угрюмый, тусклый огнь желанья». Она подошла к дивану, легла своим горячим телом на меня и, обвив руками мою шею, приникла долгим поцелуем. Всё, что происходило с момента, когда она перевернулась на спину, а я ввел член в раздвоение бессильно раскинутых стройных ножек и в течение последующих пяти-шести часов, просто невозможно описать. Кто кого ебал – тоже не понятно. Как говорится в знаменитом трактате «Камасутра»: как бы женщина не уворачивалась, вставить ей можно всегда. За это время мы пять раз умудрились вдохновенно поиметь друг друга, а когда обоюдные натертости используемых органов помешали нам наслаждаться дальше, она темпераментно отсосала мне, правда выстрелить в ее горло мне было уже нечем. Кончились патроны. Вино кончилось ещё раньше, а теперь ещё и силы. Как выяснилось, и время тоже.
«Я не представляю, что я буду теперь ему врать», – говорила она, натягивая через голову свой сарафан, после того как обнаружила на своем мобильнике больше тридцати пропущенных вызовов и несколько смс-ок. Мы торопливо оделись и выскочили в изнуряющий послеполуденный зной. Садясь на остановке в автобус, она торопливо чмокнула меня в щеку, улыбнулась и сказала: «Не ожидала от тебя. Так меня ещё никто не драл, прикинь».
«Так-то меня тоже», – подумал я вслед удаляющемуся автобусу.
