Люблю ли я Питер?
Санкт-Петербург, Петроград, Ленинград, Питер?
Роскошный, туманный, зыбкий город, где царит влажный, болотный дух. С его фантастически красивыми проспектами и набережными, дворцами и шпилями, обветшалыми домами, почерневшими от сырости дворами, покосившимися заборами, словно окутанными зыбкостью существования и фантомами, населяющими спящие с открытыми глазами окон дома.
Этот город – как наркотик.
Люблю ли я его?
Не знаю.
Любить его трудно. Но то, что я болен им – это бесспорно…
Внезапная командировка моя была именно в Питер, на головное предприятие. Конец квартала, гоним план, и вдруг срочно понадобилась дополнительная документация. Вот, прям срочно. Начальство ругалось по ВЧ, молнировало телеграммами, но тщетно. Времени нет, а документация нужна. Еще вчера. Как обычно. То есть срочно. Архисрочно. Спецсвязь – не вариант, долго. Вот нарочным меня, как молодого, и послали: одна нога тут, другая тоже тут. Всех дел на время полета туда-обратно и часов пять по городу – до завода, получить пакет и обратно в аэропорт. Ага, конечно. Куда нам, сиволапым, до государственной оперативности. Запрос наш ещё по инстанциям бродит, а я уже в коридоре ножкой постукиваю. Первый отдел знать ничего не знает про наши нужды. Сиди и жди. Получим в установленном порядке – бум решать. Пока подготовим, то се. Неделя. Может, полторы. А мне суточных на сутки выдали. И своих денег с гулькин нос. А на дворе зарождающийся волчий капитализм. Собчаковское время: обшарпанные дома, убитые дороги, бесконечные ряды ларьков, бомжи, кавказцы, миряне, пришибленные новыми реалиями и слетевшим с катушек криминалом. Санкт-Ленинград девяностых…
Я по вертушке себе в спецотдел звонить: так и так, мол. Начальство вошло в положение, выматерилось, сказало: «сиди, жди». Через час какая-то тетка отвела в бухгалтерию, выдали под расчет некую сумму, оформили пропуск, допуск и остальную спецдребедень, отправили в АХО насчет общаги, но там не прокатило. «Ищи, - говорят – сам» и дали газету с кроссвордами и объявлениями. Спустя два часа я брел от станции метро через сквозные, туманные переулки и дворы-колодцы Северной Пальмиры, разыскивая дом на Среднем проспекте Васьки – Васильевского острова, где царили темнота, холод, ветер, дождь и завывающие в узких коридорах улиц сквозняки. Нужный мне дом находился в сплетении мрачноватых лабиринтов, номер которого пришлось традиционно угадывать.
Центр старого города пронумерован вопреки логике. Это касается и номеров квартир, кстати. Во двор дома выходили две покосившиеся двери подъездов и еще две арки, ведущие в тесные глубины дворов. Пытаясь различить номера коммунальных квартир на темных табличках подъезда, я снова порадовался загадочной нелинейной логике в питерской манере: первый этаж: 1, 13, 24. Второй — 32, 5, 6. Третий — 11, 8, 14. И так далее. Нужная мне квартира была как раз на третьем этаже. Покосившаяся неширокая лестница уходила в полумрак. Удушливо пахло хлоркой, протухшей едой и мочой. Поднявшись на третий этаж мимо облупившихся стен, на потрескавшейся клеенчатой обивке двустворчатой двери с цифрой 8 я увидел кнопку механического звонка и маленькие таблички с именами вокруг.
Внезапно дверь распахнулась, и на пороге возникло очаровательное существо, выглядевшее весьма вызывающе: чёрные туфли на очень высокой шпильке, чёрные же чулки, очень короткое красное платье, обтянувшее достойную грудь и попу, настолько тесное, что через не самую плотную ткань отчетливо выделялись торчащие соски – лифчик барышня совершенно не признавала. Расстегнутая кожаная косуха явно с чужого плеча. Геометрическая стрижка «под пажа» с густой челкой, закрывающей брови и вызывающий взгляд из-под густо затушеванных ресниц. Контрастно подведенные веки и ярко-алые губы вампирски выделялись на бледном лице. Вызывающая боевая раскраска несколько старила девушку. Умыть бы. Получилось бы милейшее 19-летнее существо. Как это, впрочем, и оказалось. Измерив меня взглядом, она хмыкнула и, чуть толкнув, гулко застучала каблучками вниз. А я вошел в потустороннюю глубину коммуналки. Тусклая желтая лампочка освещала грязный паркетный пол коридора, отслаивающиеся обои, высокие потолки, теряющиеся в пыльном сумраке прогибающихся антресолей, висящий на стене черный телефон с диском и огрызком карандаша на веревочке.
Около одной из дверей на стене висело большое жестяное корыто, у другой – велосипед без переднего колеса. Ну и куда идти? Где тут мой арендодатель? Затруднение вскоре разрешилось: в коридоре материализовалась бабушка-божий одуванчик, достав ключ, открыла комнату около уборной, получила денюшку и неслышно скрылась за дверью своей конурки. Комната, куда я попал, напоминавшая ученический пенал с лепным потолком, единственным окном своим выходила в квадратный двор-колодец с низко нависшим мокрым небом. Серый, облупившиеся лик дома напротив пустыми глазами грязных темных окон недобро вглядывался в меня. Задернув штору, я отправился умываться, чтобы поскорее завалиться спать на довольно большом и старом диване. Сложенное стопкой белье и одеялко оказались хоть и ветхими, но сравнительно чистыми. Я быстро расстелил постель и с наслаждением завалился – промозглый день выдался долгим и неудачным. Я уже засыпал, понемногу согреваясь под тонким одеяльцем, как вдруг услышал, как грузно хлопнула входная дверь, и в коридоре раздался неуверенный стук каблуков. Потом, вероятно привыкнув к полумраку, стук каблуков участился и, судя по звуку, стал приближаться к двери моей комнаты. С тихим щелчком предусмотрительно запертая дверь отворилась и в дверной проем проскользнула та самая девушка в косухе, которую я встретил у входа в квартиру.
Закрыв за собой дверь, она замерла, прислушиваясь. Ее фигура была отчетливо видна в неверном лунном свете. Нагнувшись, она сняла туфли, через мгновение зашуршала снимаемая кожаная куртка, взявшись за подол, через голову стащила свое узенькое платье, оставшись в черных полупрозрачных трусиках в сеточку и чулках. Присев на край дивана, она сняла поочередно чулки, а и потом и трусики. Я лежал тихонько, как мышка, боясь спугнуть нечаянный стриптиз. Мне показалось, что девушка не догадывается о моем присутствии. Но когда она протянула руку и взяла мою рубашку, висевшую на спинке стула, накинула ее и на цыпочках вышла из комнаты, сомнения отпали – она прекрасно знала, что я здесь. Хлопнула дверь уборной, зашумела вода в душе. Потом все стихло. Скрипнув, приоткрылась дверь, и нежданная гостья моя тихо вошла в комнату, скинула рубашку и, приподняв край одеяла, юркнула в постель, сразу же прижавшись ко мне всем своим влажным прохладным телом. Обняв меня за плечи, она уткнулась носом в мою грудь, а правую ножку закинула на мои чресла, прижав бедром каменно стоящий член. Обдав меня пряным запахом своих волос, смешанного с легким ароматом земляничного мыла, она скользнула ладонью по моему телу и легко стиснула мне яйца. Плавно выгнувшись, она гибко обвила меня, оказавшись сверху, и я почувствовал влажный жар ее тела там, где она сидела – в самом низу моего живота. Чуть приподнявшись, она прижала напряженный до боли член к вульве, а потом сделала быстрое движение бедрами, и он провалился в жаркую, тесную глубину. Постепенно движения ее бедер ускорилось, стали сильнее и настойчивее, а я встречал ее движения своими, вкладывая в них яростное желание достать членом до самого горла, яростно прижимая ее и насаживая на себя максимально глубоко, чувствуя, как внизу живота рождается клубок жидкого пламени, готового исторгнуться в любой миг, а она билась на мне как рыба, попавшая на гарпун.
Также исступленно я трахал и трахал ее, пока, после томительных, похожих на агонию, сладостных спазмов, наконец, не кончил в нее, и сперма хлестнула долгими, мучительными толчками, от которых болезненной судорогой свело в паху. Издав протяжный, жалобный стон, конвульсивно содрогаясь, она сильно сжала бедра, почти без сознания упала сверху и с минуту лежала, дрожа вместе со мной, шумно дыша и постепенно успокаиваясь. Устало соскользнув с меня к стене, она перевернулась на спину, устроившись головой на моем плече. Под моими бедрами и поясницей растеклась теплая лужица наших с ней интимных соков. Аккуратно вынув руку из-под ее головы, я встал, нашел впотьмах какое-то покрывальце и накрыл подмокшее место, а гостья моя, оставшись лежать одна на диване немного поерзала на спине, устраиваясь поудобнее, и раскинула ноги, положив одну на спинку дивана, а другую поставив на пол. Стоя над ней, я не мог отвести завороженного взгляда с узкой полоски темных волос на светлом треугольнике лобка и манящей глубины ее лона, чувствовал, как снова тяжелеет, напрягается член. Я лег на нее сверху, жадно припав к нежной груди, к маленьким напряженным соскам, поочередно охватывая их губами и стискивая сильно, но нежно. Девушка шевельнула бедрами, я чуть приподнялся, и она обеими руками снова ввела мой член в себя. Опираясь на руки и колени, почти невесомо паря над нею, я медленно двигался, погружая в нее член так глубоко, как только мог или круговыми движениями медленно ввинчивался в ее вагину. Дыхание ее стало прерывистым, она постанывала, извиваясь. Ноги ее сомкнулись на моей спине, согнулись, и она с силой вдавила меня в свою нетерпеливую плоть, не давая двигаться.
Она обнимала меня руками и ногами и, полежав так, перевернулась на живот, а потом встала на четвереньки, повернув ко мне свою восхитительную задницу. Я тут же скользнул в ее лоно, лаская ладонями ягодицы, и она тихо зарычала от наслаждения, ощущая, как мой член растягивает ее плоть. Подмахивая задницей, она протянула руку под собой и нащупав мои яйца, тихонько сжимала их в такт движениям. Так, меняя положения и доминанту, с мучительными стонами от темного, дикого, лишающего рассудка, звериного наслаждения, мы продолжали истязать друг друга до забрезжившего тусклого рассвета, пока не осталось ни мыслей, ни чувств, а только звенящая пустота в голове и опустошающая усталость. В очередной раз кончив в нее, лежащей на животе, я утомленно отвалился в сторону, а она, не поворачиваясь, свернулась калачиком и задремала. Я же лежал рядом с ее горячим телом, слушал равномерный скрип постели за стенкой и протяжные охи-вздохи. Своими криками и стонами мы, наверное, разбудили всех соседей в квартире – перегородки в коммуналке не такие уж и капитальные, так что любые звуки громче икания слышны были от входных дверей до кухни. И соседи помоложе, наслушавшись, принялись нас догонять. А я лежал без сна, откинув одеяльце и любуясь ее безвольно раскинутыми руками, спинкой, восхитительной щедростью изгибов ее идеальных ягодиц, дивной полнотой бедер, длиной ее прекрасных ног, изяществом стоп. Настойчивые звуки страсти за стенкой возбудили меня, я почувствовал знакомую тянущую тяжесть внизу живота и стал легонько целовать ее плечи, лопатки, спинку, опускаясь к идеальным полушариям попки и, чуть разведя в стороны ее ноги, навалился на нее, вставляя член во влажную еще вагину. Она недовольно забурчала, но препятствовать не стала, даже еле заметно подавалась попкой навстречу.
