Я с отчаяньем шлёпнул себя по лбу и простонал:
- О-о-о-ёй-ёй! Ладно! Одевайся! Поехали!
- Ку... куда?
- Ко мне на дачу! - мой голос звучал решительно и твёрдо. - Мне не сложно сделать всё, что ты просишь! Сделаю, но только не здесь! Я не привык заниматься любовью в следственном изоляторе, где полно видеокамер!
- Дурачок, я же всё выключила, я же сказала.
- Не верю! Если едешь - быстрей! Машина у подъезда, по ночной трассе мы долетим за сорок минут! Я предлагаю тебе абсолютное спокойствие вдали ото всех, море игристого шампанского, свежайшие фрукты и минуты истинного блаженства в моих объятиях! Ну?!
- Да! Да! Да! Да! Да! . .
Моя верная "Honda" мчалась по просторам ночного, загородного шоссе, где на всём протяжении не было ни одного дорожного постового, ни одной мешавшей нам машины. Лишь по встречной полосе шумным ураганом проскочили три тяжёлых рефрижератора, и - снова тихий блюз из моего приёмника, который мягко наполнял салон атмосферой интима и душевного умиротворения, но: только не для меня: а исключительно для Натальи.
Одетая в белую куртку "Аляска" , она утопала в соседнем сидении и с наивным восторгом плыла по волнам своих эмоций:
- Если бы ты знал, Костик, как я всегда мечтала вот так вдвоём лететь и лететь на твоей небесной ласточке, и никого нам с тобой не надо, никакой Ольги, никакой сестры! Правда?!
- Да, конечно... - я не слушал, отвечал машинально и невпопад.
- Мне раньше казалось, что моя мечта останется только сном, беспробудным сном и вдруг - я здесь, и вдруг - ты мой, а я твоя! Правда?!
- А? Да-да, конечно... - я гнал и гнал свою ласточку, до предела выжимая педаль.
- Ко-о-сти-и-к, - она буквально пела, находясь на десятом небе блаженства, - я, наверное, сумасшедшая, у меня перед глазами сейчас только одно: мы вбегаем на дачу и сразу срываем с себя одежды! Страсть! Нетерпенье! Ты крепко-крепко прижимаешь меня - голую, дрожащую, и я умираю от счастья! А?!
- Да-да, конечно...
- А ты хочешь знать: я девочка или нет?!
- Да, конечно...
- У меня был парень только в девятом классе, с тех пор я не девочка и с тех пор я совсем одна! Одна - в десятом! Одна - в одиннадцатом! И вот уже после школы - тоже одна! Понял?!
- Да-да, конечно...
- Что ты всё "конечно" да "конечно"?! Что ты прилип к своему рулю, а не ко мне?! Можно лететь как ветер, но меня-то слушать надо?! Я ревную тебя к Хонде!
- Я слышу...
- Тогда ответь: что значит для тебя твоя красавица "Honda" , которую ты крепко сейчас обнимаешь?!
- Не понял...
- Чего тут не понять, "Волга" - река Волга, "Москвич" - город Москва, кому-то нравится и река, и город, у них и машины такие! А "Honda"?!
Я всё-таки прислушался к её болтовне и неохотно ответил:
- Такой реки и города "Honda" в Японии нет... в основе этой машины, как говорят сами японцы, лежит принцип сохранения гармонии между людьми, что позволяет наслаждаться вождением в полной мере...
- Кла-а-сс! - протянула она. - Костик, поцелуй меня!
- А? . . Да-да... конечно... - ответил я, перегнулся и чмокнул её в щёку...
: Когда я, наконец, нетерпеливо открыл дверь своего загородного дома, включил свет в большой комнате и пропустил вперёд очарованную Наталью, то на одном дыхании, не дав ей ни секунды осмотреться, выложил всё, что хотел сказать и поверг несчастную в полное отчаяние и глубокий стресс:
- Значит так: финита ля комедиа! С этой минуты считай себя заложницей собственной глупости! Все любовные утехи со мной категорически запрещаются и более того - отменяются, никакого повода для шампанского нет и не может быть! Ты останешься здесь взаперти столько, сколько я сочту нужным!
- Что-что? . . Ты: ты меня... обманул? . .
- Обманул! Во имя справедливости!
Её глаза часто заморгали, а губы затряслись:
- Ты... меня... меня сюда...
- Да, сюда! Побудешь здесь, а то натворишь дома таких дел, что я потом не объяснюсь с твоей мамашей и не докажу, что не верблюд! Всё! Мне некогда заниматься твоей бредятиной, ясно?! . .
Слуга Ван Ши Нан продолжал осторожно снимать пробу с утреннего чая. Он внимательно и пристально посмотрел в глаза императору, держа во рту заваренную жидкость и постепенно проглатывая, а бровь его многозначительно вдруг скакнула вверх.
Император не понял и нервно дёрнул головой.
Поведение слуги вызвало у придворных Мандаринов лёгкий испуг, и еле слышный шёпот пробежал между ними, они переглянулись.
Подержав немного бровь приподнятой, слуга опустил её и сделал, наконец, низкий поклон, что означало - он жив! чай не отравлен! можно пить! Хотя всё и так было ясно, но церемония поклона была обязательной.
Император еле заметно расслабился, облегчённо выдохнул и тут же строго оглядел придворных, а затем коротким сигналом приказал Ван Ши Нану немедленно наливать. Сигнал был прост: движенье мизинца в сторону чашки.
Подняв со стола пузатый заварной чайник, слуга стал осторожно струить утренний целебный бальзам в императорскую чашку, искусно украшенную золотой лепкой драконовских голов. Когда чашка была налита почти до краёв, Ван Ши Нан отошёл в сторону.
Для императора, наконец, наступил долгожданный момент, и небольшими размеренными глотками он начал пить чай из утренней
росы. С каждым глотком глаза озарялись блаженством и наслаждением, а круглое лицо неописуемо вдохновлялось, и на нём рождалась какая-то важная мысль. Опустошив чашку, он медленно повернул голову к Ван Ши Нану, и взгляд его красноречиво приказал повторить чаепитие.
Слуга понял, поклонился, снова подошёл к заварному чайнику и наполнил чашку - как всегда быстро и очень аккуратно.
- Ты свободен, Ван Ши Нан. Я благодарю тебя. Ты молодец. Позови ко мне наложницу Май Цзе, - дружелюбно сказал император, потом громко хлопнул три раза в ладоши и повернулся к придворным, необходимость которых была здесь только для того, чтобы видеть мгновенную смерть или продолжение жизни Ван Ши Нана.
Взгляд императора и громкие хлопки были понятны придворным: они тоже свободны. Все разом опустили головы, сомкнули ладони и с хитрыми лицами стали спешно и покорно удаляться. Ван Ши Нан скользнул в общий поток и исчез, растворился. Кроме Величайшей Особы в зале осталась только охрана, смотрящая стеклянным взором куда-то в пол.
Вторую чашку чая император пил с тем же блаженством и наслаждением, а состояние покоя совсем не мешало продолжать ему думать.
Одна из дверей вдруг открылась, и смело шагнула молодая женщина в лёгком кимоно, но холодный блеск охранных мечей тут же преградил ей путь.
- Пропустите! - приказал император.
Женщину быстро пустила, и она плавно поплыла к нему. Май Цзе была стройной, очень милой, и черты лица удивительно напоминали юную наложницу Юй Цзе с той разницей, что глаза переполнялись не ужасом и страхом, а большой похотью и огромным желанием кинуться прямо сейчас на Величайшую Особу со своей огнедышащей любовью.
- Остынь, Май Цзе, - сказал император и поднял руку. - Такую бы женскую прыть да твоей младшей сестре Юй Цзе, никаких хлопот бы не было.
- Не могу остыть, император... - честно призналась она, - уже который день император безжалостно томит меня, а я словно горящая свеча истекаю воском...
- Ты меня, конечно, очень радуешь, Май Цзе, но... - он сделал несколько глотков из чашки и успокоил, - но подожди немного. Я всегда отдаюсь тебе без остатка, и ты сама это знаешь. Я обещаю превратить твой тающий воск в новую свечку, и мы на днях, как и прежде, непременно зажжём её.
- О, нет... лучше теперь, император... сию минуту... - умоляюще попросила она тоном несчастной женщины, изголодавшейся по мужчине.
Император пил чай и видел, как буквально трепещет под лёгким кимоно её молодое и желанное тело.
- Надо же, - усмехнулся он, допив до конца, - никогда не думал, что доведу тебя до ужасного состояния РУССКОЙ СИБИРСКОЙ СТУЖИ, ты вся дрожишь, КАК НА МОРОЗЕ.
- Не понимаю о чём Вы, император... понимаю одно - к вечеру Вы хотите моей смерти...
- Однако ты дерзишь, Май Цзе. То, что я хочу подвластно только мне и обсуждается только мной. Ты кстати несправедлива к другим наложницам, а у меня их больше сотни: Ладно, возьми чайный прибор с подносом, я захвачу кувшин, и пошли со мной.
Император встал, взял со стола белый кувшин с утренней росой, бережно обнимая ладонями, и направился к одной из дверей.
Май Цзе быстро захватила поднос и поспешила за ним.
Два преданных охранника ритуально потоптались на месте, дёрнули вправо-влево свои страшные мечи и открыли обе створки дверей перед шагающим императором.
Комната, куда он вошёл вместе с наложницей, представляла собой зеркальные стены с таким же зеркальным потолком, с которого свисали круглые и ярко горящие красные фонарики. От сплошных зеркал помещение казалось безразмерным, а широкая постель для эротических услад, стоявшая по середине, отражалась миллионами таких же постелей.
Император опустил кувшин на низкий столик, секунду подождал, пока Май Цзе поставила туда же свой поднос, и положил ей на плечи обе руки, повернув к себе лицом.
Миллион императоров с миллионом наложниц отражались во всех зеркальных стенах и на потолке.
Он резко раздвинул в стороны лёгкое кимоно Май Цзе и скинул его, оголив плечи и грудь. Кимоно скользнуло и упало, но задержалось на талии, где было завязано поясом. Наложница ахнула в предчувствии долгожданного момента и хотела развязать пояс, но император тут же остановил:
- Не спеши, я же сказал "на днях" , а пока дарю тебе только это.
Он наклонился и стал нежно целовать упругую и совсем немаленькую грудь Май Цзе, прикасаясь к сочным соскам, похожим на спелую ягоду.
Май Цзе теперь так громко застонала, так крепко обняла императора за шею и так близко притянула к себе, что он чуть не задохнулся, уткнувшись носом в грудь и напрочь лишившись воздуха.
- Сумасшедшая! - затрепыхался он, и с огромной силой оторвался от наложницы, строго прикрикнув. - Стоять, больная! Закройся и не прикасайся до императора! Фу-у-у! - он тяжело отдышался и уже тише добавил. - Если на днях ты хочешь великолепного продолжения, то
